Нобель. Литература

Для Сартра осознанность — это и есть существование. Когда человек живет (это у него называется «бытием для себя») не для других, а именно осознанной жизнью, для понимания своей сущности, тогда он себе равен, а в остальное время он — функция, официант в кафе. Бытие для других и бытие для себя — сартровские определения из книги «Бытие и ничто» сорок третьего года, ответе на «Бытие и время» Хайдеггера. Книга Сартра гораздо честнее: ему не приходится вырабатывать философский квази-язык. Видимо, поэтому Сартра и не считают серьезным философом: он хотел быть понятным, а не эзотеричным. Мысль же о том, что все темноты Хайдеггера маскируют примитивнейшую тоску по традиции и банальную жажду власти, хотя бы и дискурсивной, — тогда еще не принято было высказывать. У Сартра все гораздо более по-человечески.

Естественно при этом спросить: «А как же с идеей Бога? Как Сартр для себя решает эту проблему?». Знаменитый афоризм Сартра довольно точен: «У каждого человека внутри дыра размером с Бога и каждый забивает ее чем попало». Но он, по крайней мере, болезненно чувствует эту дыру! Я бы сказал, что сила Сартра, а во многом и его друга Камю, во многом и его спутницы Симоны де Бовуар, — именно в том, что они чувствовали недостаточность человеческого ума, даже столь изощренного, как их собственный. То, что они не видели Бога, — это их частная проблема, но спасибо и за то, что они реагировали на его отсутствие, по крайней мере в их личном опыте. Некоторые не видят и дыры, живут себе, приговаривая «дай нам боже и завтра тоже». У Сартра это ощущение внутренней тревоги, непоправимой трагедийности бытия, которое потенциально может быть дополнено до целого, — присутствует постоянно. Присутствует не потому, что, как он сам говорил: «Мир прекрасно бы обошелся бы без литературы, более того, мир прекрасно бы обошелся без человека», а от ощущения своей онтологической ненужности. Ощущение, что если бы тебя не было — ничего бы не изменилось, было бы не хуже, ощущение отсутствия критериев. Он видит дыру в душе и ему не хватает какого-то последнего метафизического усилия, чтобы сказать: «Если у меня есть чувство недостаточности без Бога, значит, Бог есть!». Такой простой логический вывод — если есть эта дыра, то Он там должен быть. Ведь ребенку нельзя объяснить, что такое Бог.

Самое наличие замочной скважины указывает на наличие ключа, но иной атеист, хоть и чувствует недостаточность всех своих плоских аргументов, об этом ключе не думает. В чем была его слабость? Он любил быть модным, создавать моды. Это мода на него замечательно спародирована Вианом в «Пене дней», где все собирают носовые платки, черновики и трубки Жан-Соля Партра. Партр очень во многом похож на оригинал, это та же мода — увлечение всем левым, всем новым (а он страшно увлекался леваками). Он в леваках находил то же, что Зинаида Гиппиус — в левых эсерах, бомбистах, террористах, она говорила, что это «новые святые». И для него это новые святые, только без бога, без религии. Ему казалось, что они-то и живут подлинной жизнью. Людям книжной культуры при виде людей действия всегда приходит в голову эта чрезвычайно наивная мысль. Есть у него какой-то барьер в душе, мешающий ему признать любую иерархию. Ключевое понятие его философии — свобода, человек каждую секунду сам творит себя.