Да, действительно, Америка шестидесятых — это не очень радостное место, это страна в глубоком кризисе, но Стейнбек напоминает о том, что Америка всегда выживала именно благодаря человеческому в себе, и она манифестирует это человеческое. И, как ни странно, это же человеческое он находил в Советском Союзе, который ему представлялся пусть и бесконечно отдаленной, но в чем-то все равно глубоко, так сказать, братской страной. И когда меня спрашивают, что надо перечитывать в депрессии, я понимаю, конечно, что «О мышах и людях» бесконечно печальная вещь, бесконечно трагическая, но она и написана в такую депрессивную пору, а перечитывать надо «Квартал Тортилья-Флэт», книгу, которая принесла ему славу и первые деньги. Это уже ему было 33 года, но это, пожалуй, самая веселая, самая оптимистичная, самая жизнерадостная книга, которую я только знаю. Она, конечно, про очень плохих ребят, но эти плохие ребята так очаровательны! Я думаю, что для американского самосознания Стейнбек сделал больше всех своих современников, потому что страна любит себя такой, какой она читает себя у Стейнбека.
Он жил в эпоху страшных идеологических контроверсий, страшных противоречий, а сам по природе своей был абсолютно не идеологическим человеком. Понимаете, это же вечная мораль, вечная попытка вывести какую-то идею из книг Стейнбека. А что хотел сказать автор в «Заблудившемся автобусе», а что хотел сказать автор «Жемчужиной» или «О мышах и людях»? Автор хотел сказать, что жизнь прекрасна и люди всегда друг друга выручат, и все. У него нет идеи, он не идейный писатель. Во всяком случае, у него есть некоторые евангельские мысли, довольно простые, типа там: «ты можешь!» в «Эдеме», но у него совершенно нет идеологии. Он в этом смысле близок русским, потому что Россия не идеологическая страна, здесь человека любят не за его убеждения, часто совершенно людоедские, а за талант, или за человеческие качества, или за способности. Большинство героев Стейнбека, кстати, они профессионалы, у них все очень хорошо получается. Когда он описывает, подробно, со знанием дела, потому что он сам был в каком-то смысле механик, всегда сам чинил машину, когда он подробно описывает, как Хуан чинит машину, как он сделал себе доску на колесах, чтобы заезжать под нее, и как он там меняет шестерню, потому что у нее зуб сломался, он любуется, он любит людей, у которых дело в руках. Это не важно, хозяйка ли кафе готовит кофе, фермер ли пашет, все равно это будет профессионал, профессионалов он уважает. А политиков он терпеть не может, он терпеть не может людей с априорным таким отношением к миру, с готовой позицией. Может быть, именно это его в свое время и оттолкнуло от борцов за мир во Вьетнаме, потому что они были идеологические, а он человек от плоти жизни. Он был довольно наивный малый, кстати говоря, Стейнбек, действительно такой простоватый, но при этом Нобеля своего он честно заработал именно своей глубокой человечностью, понимаете, ну и конечно, изобразительным даром, потому что вы не забудете ни одно его описание, ни один пейзаж, портрет героев всегда великолепен, пластичен. Ему человек интересен, он один из немногих людей, которые любят и уважают человека. Вы не забудете Джоудов и Уилсонов из «Гроздьев гнева», хотя признаться, вы таких людей видали полно в собственной жизни, но вы их не забудете, потому что они всегда наделены какой-то такой маркой. Он не зря, кстати, так любил Шолохова, потому что ведь у Шолохова в «Тихом Доне» та же мораль, когда мы вспоминаем, что мы все казаки, мы на какой-то момент можем победить наши разногласия, и даже более того, «красный» может жениться на «белой» или, во всяком случае, бедный на богатой. Нам надо помнить, что мы все казаки, как бы нам всем быть казаками, это вопрос практически неразрешимый, для этого надо жить в таком теплом крае, как Ростов или Калифорния, Богатое, жирное, страстное место.
1964
Жан-Поль Сартр