Нобелевская премия

Но больше всего меня озадачило, что распространённая пословица насчёт того, что преступление себя не окупает, оказалось истинным совсем в другом смысле, чем обычно думают. Если посмотреть, сколько трудов и рисков я брал на себя раньше и как мало, в конечном счёте, при этом зарабатывал, остаётся только сокрушаться. Признаться, с честно заработанных денег приходится платить налоги, а шведское государство берёт не стесняясь. Но Фаландер тоже брал не стесняясь. Может, стоило бы прочитать на этот счет ряд лекций в тюрьмах.

То, что я учредил свою фирму как раз на те деньги, которые заработал на последних нелегальных операциях, отнюдь не вызывает у меня угрызений совести, в отличие от Мортенсона. Ведь на благое дело пошли, не так ли?

Естественно, офис, который прилагался к моей квартире, я оставил за собой. Теперь там стоит письменный стол, кожаное кресло, компьютер с выходом в Интернет и несколько стеллажей для бухгалтерских нужд, для технических проспектов от производителей охранных систем и для специальных журналов. Женщина с неполным рабочим днём после обеда отвечает на звонки, обрабатывает корреспонденцию, разбирает и раскладывает по разделам информационные материалы и приходует квитанции по моим расходам. Учёт прибыли я предпочитаю вести сам, меня всё ещё воодушевляют её размеры. Большего офиса мне и не нужно, поскольку основная часть работы, как всегда, проходит на территории чужих фирм.

Когда я нахожу потенциального клиента, я в первые же пять минут обрушиваю на него примерно такую речь:

— Я отсидел в тюрьме за промышленный шпионаж в общей сложности восемь лет. Если бы органы могли доказать всё, что я сделал в действительности, это потянуло бы, наверное, на восемь столетий. И таких ребят, как я, кругом что песка в море. Вы можете, начиная с сегодняшнего дня, привлечь мой опыт на свою сторону, а можете попытаться обойтись самостоятельно. Выбирайте сами.

Насчёт «песка в море» я, конечно, перегибаю, но таков уж маркетинговый ход. А в остальном моё вступительное слово срабатывает всякий раз. Оно обезоруживает, выявляет размер опасности, и до сих пор пока никто не колебался дольше суток, перед тем как заключить со мной договор. От заказов у меня, как говорят, отбоя нет.

Насколько позволяет время, я, кстати, между делом действительно пишу учебник по промышленному шпионажу. Я познакомился с одним издателем деловой литературы по экономике, и он очень заинтересовался. В ходе сбора материалов для этой книги — а мои бывшие коллеги и сегодняшние противники не дремали в то время, пока я сидел в тюрьме, и регулярно снабжали газеты сенсационными темами — я, кстати, снова был в архиве газеты «Aftonbladet», в котором Андерс Остлунд как работал, так и работает. Девушка на справочном телефоне в своё время явно перепутала его с молодым художником, носящим ту же фамилию.

Одним из моих первых, ещё полученных от Мортенсона, клиентов, кстати сказать, был не кто иной, как АО «Рютлифарм». Люди в шведском представительстве остолбенели, когда я продемонстрировал им свой прием с магнитом. К моему собственному удивлению, я испытал что-то вроде удовлетворения, увидев, как рухлядь производства фирмы «Рейнолдс» выброшена на помойку.

Затем я по приглашению головного офиса летал в Базель. Сам доктор Феликс Хервиллер, председатель правления, собственной персоной пожелал со мной поговорить. Беседа в его просторном, со скупой строгостью обставленном кабинете продлилась почти три часа, и всё это время мы больше говорили о махинациях в фармацевтической промышленности, чем об условиях моего назначения. Швейцарец, аскетического вида человек под шестьдесят с редкими седыми волосами, оказался хоть и жёстким, но вызывающим симпатию бизнесменом, а то, что концепция Хунгербюля о «химическом управлении повседневной жизнью» была для него за пределами приемлемого, окончательно расположило меня к нему.

Я вернулся оттуда с поручением, которое заставит меня в ближайшие годы объехать весь мир и обойдётся АО «Рютлифарм» в миллионы. Швейцарских франков, заметьте, И изрядная их доля потечёт в мои карманы.

После возвращения из Базеля я сводил Биргитту в ресторан ратуши и там за главным блюдом нобелевского меню сделал ей брачное предложение. Было бы неоригинально прекрасно, если б я сказал, что она его приняла. Но нет, к сожалению, не приняла. Она попросила себе время на раздумье, как минимум один год. Она была скупа на объяснение причин, но мне кажется, я понял, что она ещё не совсем преодолела боль расставания со своим мужем — портрет которого, впрочем, в ответ на моё соответствующее замечание она испуганно убрала.

Кристина так и не согласилась вернуться. Она твёрдо решила остаться в Виммерби и заботиться о своей бабушке, пока та жива. И мне кажется, это может продлиться ещё довольно долго. Со школой там, кажется, всё получилось. Её отец со скрежетом зубовным дал своё согласие на её перевод туда и ежемесячно посылает деньги, так что им там больше не приходится довольствоваться одной бабушкиной пенсией. О том, что я ей тоже посылаю кое-что, она ему наверняка не докладывает.