Нобелевский лауреат

Вечером и почти весь следующий день она занималась уборкой. Квартира матери постепенно приобретала все более располагающий и жилой вид. Ванда постирала занавески, вымыла окна, натерла паркет, вычистила ковер, вымыла ванную и туалет, превратила кухню в более удобное место для жизни. Она выбросила кучу старья, которое помнила еще с детства, но которое ревниво не давала выбросить и оберегала ее мать. Конечно, помимо уборки, квартира остро нуждалась в ремонте, но сейчас у нее не было ни сил, ни времени для такого подвига. Когда в субботу ночью она закончила, оставшись совсем без сил, Ванда уже не задумывалась, как сложится ее судьба. Только ее детская комната, которую мать превратила в склад, осталась неразобранной. Но это всегда можно будет сделать, если понадобится. Она легла на узкую девичью кровать, от которой давно отвыкла, и закрыла глаза. Ничего не изменилось — все было, как и раньше. Словно тех нескольких лет, которые она прожила, сосредоточившись на личном несчастье и не обращая внимание на чужое, никогда не было. Ванда почувствовала, что достаточно лишь небольшого усилия, и они навсегда канут в бездну памяти. Она боролась с искушением сделать это уже сейчас, чтобы знать, что с ними раз и навсегда покончено. Но в последний момент все же сработал инстинкт самосохранения, и Ванда отказалась делать это именно сегодня.

Она считала, что ожидание поездки заряжает ее новыми силами. Ванда не могла сказать, что испытывает какую-то особую радость, но определенно — любопытство человека, который не так уж много путешествовал, и для которого сама мысль о возможности оказаться в чужой стране, неважно, с какой целью, уже была достаточна, чтобы осмыслить свое переживание. От того, что она стеснялась своего волнения по этому поводу, оно было ей еще милее.

Несмотря на то, что на воскресенье она ничего не запланировала, ей показалось, что времени хватило только на то, чтобы собрать скромный багаж, который уместился в одном рюкзачке, и накормить Генри. То, что он оставался один, ее немного беспокоило.

В аэропорту Цюриха ее встретил мужчина, которому было где-то около пятидесяти. Он был невысокого роста, щуплый с редкими светлыми волосами и приветливым, хоть и слегка унылым лицом. В руках он держал лист бумаги, на которой латинскими буквами были написаны ее имя и фамилия. Ванда издали заметила, как внимательно-ненавязчиво он осматривает пассажиров двух рейсов, которые прибыли в аэропорт одновременно, как вскользь разглядывает одних и задерживает взгляд на других.

«Словно при первой встрече, когда Бюро знакомств посылает ему потенциальную невесту и он с замиранием сердца ее ждет», — подумалось Ванде.

Оценивающий взгляд, наконец, добрался и до нее. Ванда издалека улыбнулась ему и помахала рукой. Отто Бирман тоже ей махнул и, пока она приблизилась к нему, успел согнуть листок пополам и сунуть его в карман.

Они сели в машину и поехали к нему домой. За всю дорогу он почти не проронил ни слова, что еще больше закрепило убеждение Ванды в том, что ее швейцарский коллега не из разговорчивых. С одной стороны, ей это было на руку, так как лишало сомнительного удовольствия отвечать на глупые вопросы, типа сколько раз она была в Швейцарии. Но с другой, заставляло чувствовать себя навязчивой.

«Но если уж быть честной, то я и вправду такая. В конце концов, меня сюда никто не приглашал. Человек со мной даже не знаком».

Однако в этот момент Отто Бирман заговорил о работе, и Ванда увидела, что он мгновенно преобразился: глаза у него заблестели и он вдруг стал многословным.

— Я разговаривал с Явором, — сообщил Отто, пока Ванда рассматривала город из окна машины. — Он вкратце объяснил мне, о чем идет речь. Честно сказать, я удивлен. Это несколько странный способ сбора информации и доказательств, но если он дает результаты, то почему бы и нет. Мне это кажется интересным, но я даже не хочу думать о том, как могут отреагировать мои начальники на нечто подобное.

— Вот поэтому я вообще не думаю о моих, — ответила Ванда.

Обстановка в квартире Бирмана, которая была ненамного больше ее собственной, была очень неприхотливая. Правда, потолки были высокие, а огромные окна в гостиной выходили в небольшой парк. Повсюду в квартире стояли коробки, некоторые из них открытые, другие даже не распечатанные.

Бирман аккуратно пристроил ранец Ванды на полу и объяснил:

— Я недавно переехал, и все не хватает времени разобрать вещи. А часть багажа вообще еще не прибыла.

— А-а, — сказала Ванда. — Так это новое жилье? Поздравляю!

— Да нет, — стыдливо усмехнулся Отто. — Просто я развелся, вот и пришлось переехать.

— Извините, я не знала.

— Что поделаешь, издержки полицейской профессии. А вы?

— Я тоже в разводе, — невольно солгала она.

— Значит, имеете представление, что и как.

Ванда кивнула.

Мысль о двух незнакомых ментах-неудачниках под одной крышей ее развеселила. Лед между ними потихоньку таял, но появилось чувство неловкости.