Нобелевский лауреат

На фоне клипа звучал голос ведущей, которая читала послание от похитителей. В нем говорилось, что клип аутентичный, а мужчина, показанный в нем, — писатель Эдуардо Гертельсман, которого похитили накануне вечером и удерживают неизвестно где. Похитители хотят за него выкуп в два миллиона евро и дают семьдесят два часа. Затем шли обычные в таком случае предупреждения в адрес полиции, чтобы она не вздумала что-то предпринять, потому что в таком случае заложник будет убит.

«Что за чушь?» — подумала Ванда.

Ей казалось, что она смотрит плохой любительский фильм, режиссер которого сам насмотрелся плохих любительских фильмов.

Телефон снова зазвонил.

— Ты там что, уснула?

Голос шефа звучал нервно, хотя нельзя было утверждать, что он злится. Ванда почти обрадовалась, так как уже давно привыкла улавливать отрывистую металлическую вибрацию, появлявшуюся, когда дела действительно были серьезными.

— Но ведь нужно же все посмотреть.

— И что ты об этом думаешь?

— Еще не знаю. Все это кажется каким-то тупым розыгрышем.

— Да, так всегда и выглядит. Но этот писатель и вправду исчез. Рано утром позвонили из гостиницы. Сейчас туда послали группу и допросили его литературного агента и персонал.

— И?

— Почти ничего. Впрочем, ты сама в этом убедишься. Нам официально поручено заняться этим делом. Так что принимай.

— Но я…

— Пусть Крыстанов отложит то, чем он занимается, и помогает тебе. У него дела терпят. Приступайте сразу, ни к чему нам международный скандал. Если мы его не вытянем, головы полетят.

— Спасибо.

Ванда не поняла, как у нее вырвалось это слово. И почему «спасибо», а не «слушаюсь» или просто «поняла, шеф». Да к тому же, прежде чем она успела что-то сказать, на том конце уже положили трубку. Она снова пересмотрела клип с заложником, потом позвонила Крыстанову и передала ему распоряжение начальника, объяснив ситуацию. Через пять минут Явор уже был в комнате.

Пока Крыстанов обрывал все телефоны, пытаясь заполучить оригинал записи, чтобы отослать его на экспертизу, Ванда продолжала методично изучать клип. Она останавливала его в разных местах, возвращала и вновь запускала, бессмысленно вглядываясь в сцену, которая разворачивалась у нее перед глазами. Если абстрактно подходить к тому, что происходило на экране, то никакой драмы не было. В кадре находился один человек, потом другой толкал его сзади ногой и первый заваливался набок, а потом куда-то катился. Настолько просто, что даже не было смешно. Она машинально делала какие-то пометки, безуспешно пытаясь сосредоточиться.

— А если все это монтаж?

— Мы будем знать об этом уже завтра, — успокоил ее Явор, опуская трубку на рычаг после очередного разговора. — Но мне не кажется, что это смонтировано. Скорее, снимали на мобильный телефон.

Ванда пожала плечами.

А может быть, кто-то пытается играть в игру для взрослых?

Она уже имела дело с подобными случаями. Ванда не любила о них вспоминать, потому что всегда были пострадавшие.

— Ты его читал? — внезапно спросила она.

— Кого? — не понял Явор.

— Этого Гертельсмана. Все-таки нобелевский лауреат.

— Я даже никогда о нем не слышал. А ты?

— Вчера вечером мельком видела его по телевизору.

А мысленно добавила: «Я видела его лицо». Лицо, которое отсутствовало в записи, и она никак не могла представить его под капюшоном. Высокий с залысинами лоб. Словно этому человеку все было известно. Словно он знал, что с ним случится.

— А откуда такая уверенность, что на записи именно он?

— Ниоткуда, — ответил Явор. — Мы не можем быть в этом уверены. Только в лаборатории могут с точностью определить. Но не раньше, чем завтра. До тех пор будем придерживаться версии, что речь идет именно об этом человеке.

Ванда ничего не сказала. Что-то ее смущало, хотя они и были в самом начале расследования. Вчера ей показалось, что она сумела заглянуть Гертельсману в глаза. А может, и еще глубже. При этом телевизор нисколько не мешал это сделать. Словно они были наедине. И даже не будучи уверенной в том, что, конкретно, она увидела, Ванда могла поклясться, что человек с такими глазами не мог бы скулить под капюшоном, даже когда его бьют ногой. А с другой стороны, она не стала бы с уверенностью утверждать, что человек из записи вообще что-то произносит, не говоря уже о стонах. Это тоже должны установить в лаборатории. А до тех пор им придется работать вслепую.