Нобелевский лауреат

«Политический приказ», — вдруг пришло в голову Ванде. Политический заказ. Подобно тому, как если бы маленький, робеющий пионер не по своему желанию оказался перед кем-то из власть предержащих. Гергинов, обладая властью, мог позволить себе играть людьми, стоявших ниже, но это не могло продолжаться долго. А потом ее шеф попросту сменит фотографии у себя в кабинете, если, конечно, и ему к тому времени не дадут коленкой под зад.

На этих фотографиях Ванды не было. И Крыстанова тоже. Как и никого из коллег.

Она допила кофе и закурила первую за день сигарету. Вершины даже самых высоких каштанов не достигали пятого этажа, и птицы на их ветвях чирикали где-то в ногах. А внизу, на уровне фундамента, София, кряхтя, пыталась вместиться в разбитую сеть старых улиц, которая давно стала ей тесной.

Может быть, именно так и приходит вдохновение…

Одежда писателя Асена Войнова, в которой он встретил свою смерть, уже прибыла из Перника. Рано утром ее привез лично инспектор Стоев, пригрозив, что без нее он обратно не вернется.

— Боится, что мы отберем у него улики, — поддразнил его Крыстанов, но Стоев пропустил это ехидное замечание мимо ушей.

Конечно, легко можно было догадаться, что убийство Войнова имеет особую значимость для перникцев, и они изо всех сил будут стараться не отдавать его. Особенно сейчас, когда шеф Ванды сказал, чтобы не торопились связывать оба случая. А все объяснялось тем, что в начале года, после традиционной инспекции областных управлений, министр устроил разнос полицейскому управлению Перника за низкую раскрываемость преступлений, а также привел в пример несколько случаев коррупции среди полицейских, которые начальники управлений попытались скрыть. В результате этого прежнее руководство отправили в отставку, и новые начальники сейчас лезли из кожи вон, чтобы отстоять свою профпригодность.

«Всесильная рука министра», — подумалось Ванде.

Ведь именно так написали тогда газеты, что министр сильной рукой добился результатов. А сам он тогда довольно опрометчиво назвал себя «могильщиком коррупции», чем вызвал лавину едких, язвительных комментариев. Но были и такие, которым он нравился, и они не замечали, когда он говорил глупости. Общественное мнение его великодушно прощало, считая, что человеку свойственно ошибаться. Некоторые усматривали в этом особое очарование.

Лишь немногие знали, что когда-то министр Гергин Гергинов блистательно исполнил в зале консерватории Этюд № 9 фа минор Фредерика Шопена. Этот малоизвестный факт был упомянут телеведущей одной студии, в которой министр появлялся по крайней мере раз в месяц.

— Значит, у вас нежная душа? — улыбаясь, спросила его тогда телеведущая.

Министр, немного поколебавшись, ответил, смущенно глядя прямо в камеру:

— Да, это так.

Кто знает, почему именно этот факт всплыл сейчас в памяти Ванды, но она еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. К тому же особых причин радоваться не было, разве что тем самым она компенсировала себе напряжение прошлых дней. А так как знала себя достаточно хорошо, то понимала, что отличное настроение долго не продержится, потому и не делала особых усилий, чтобы скрыть это.

Стоеву все это казалось подозрительным, но он молчал. Ему и раньше приходилось наблюдать разного рода странности, особенно в Софии, так что он не стал комментировать. Стоеву было важно, чтобы расследование убийства было закреплено за Перником, хотя со вчерашнего дня его интуиция упорно подсказывала, что этого не будет.

Он уже сообщил софийским коллегам, что супруга убитого не признала одежду. Она даже была готова поклясться, что одежда на муже чужая. Кроме того, размер брюк, рубашки и пиджака был на пару номеров больше, чем носил Войнов. Впоследствии Евдокия Войнова подтвердила только, что белье, носки и обувь принадлежат мужу. Когда Асен Войнов вышел из дома, на нем были джинсы, хлопчатобумажная тенниска и куртка от спортивного костюма марки «Пума», сделанного на какой-то подпольной болгарской фабрике, шьющей на заказ. А когда его нашли, он был одет в шелковую рубашку, вельветовые брюки коричневого цвета и твидовый пиджак английского производства. В карманах ничего не было. Как выразился Стоев, «их старательно опорожнили». Евдокия Войнова не смогла вспомнить, были ли у мужа с собой какие-то документы, ключи и личные вещи. Она только плакала и монотонно повторяла: «Он сказал, что больше не вернется, и не вернулся».

— А любовница? — спросила Ванда.

— Любовница тоже плакала, но ничего не сказала.

— Молодая? — полюбопытствовал Крыстанов.

— Да, в общем-то, не первой молодости, — ответил Стоев. — Лет тридцати пяти.

«Кретин», — подумала Ванда, а вслух произнесла:

— Как будто этот Войнов молодой. В его возрасте у него уже могут быть внуки.

— У мужчин другое, — тут же возразил Крыстанов, незаметно подмигнув коллеге из Перника. — Кроме того, у Войнова уже точно не будет внуков.

Стоев предпочел не участвовать в пикировке. Это казалось ему несерьезным, а он сюда приехал только по делу. Если софийским коллегам нужно решить какие-то личные проблемы, они могут это сделать и без его участия.