Ночь

– Алло? Алло? Говорите! – произнес я, все еще не веря, что кто-то сумел позвонить на эту рухлядь. Даже если бы на нем не села миллион лет назад батарейка.

Но тут через городской шум прорвался немного сиплый, но такой родной голос.

– Привет. Как ты дозвонился? Как это вообще возможно?

– Я дозвонился? – переспросил я автоматически.

– У старика возле храма Кали слетела цепь с велосипеда. Он прислонился к старой телефонной будке и пытался поправить цепь. Я подошла помочь, перепачкалась в мазуте. И вдруг в будке зазвонил телефон. Как ты пробился? Почему телефонная связь работает?

Рядом с родным голосом нарисовалось шамканье старика.

– Дед говорит, что эти телефоны ставили еще англичане. И их не использовали с девятьсот сороковых.

– Ты в Непале? – спросил я про самое главное. Ведь неизвестно, сколько у нас есть времени на разговор.

– В Непале темно. Я спустилась с торговцами через Сикким и осела в Городе Рассвета. Бывшей индийской Колкате. Здесь все время лимонное утро. Не жарко, от дельты тянет ветерок. Я работаю в планетарии с детьми. Мы используем свечки вместо лампочек.

– Ты стала специалистом по астрономии?

– Я стала специалистом по сложению историй. Рассказываю всякие небылицы про планеты и их жителей. У меня очень благодарная аудитория. Как ты? Как Герда?

Мой телефон блюмкнул, предупреждая, что батарея сейчас сдохнет. И я заговорил быстро, сбиваясь:

– Пожалуйста, дождись меня там! В Колкате, слышишь? Я найду тебя в этом городе. Я иду к тебе, и у меня впереди – огромный путь, но ты дождись? Дождешься?

– Идешь? – сказал ее голос, подтверждая, что она успела это услышать.

Телефон пискнул два раза, и все звуки исчезли. Он превратился в кусок мертвого металла. Я понажимал на кнопки, но проще было оживить Лазаря. Внутри что-то продолжало перекатываться, я нащупал щель под задней крышкой, вставил в нее ноготь и нажал. Аппарат раскрылся с подозрительной легкостью. Я включил налобник и потрясенно вздернул брови. Всю начинку, включая микросхемы, динамики, шлейфы и батарею, из телефона давно вынули. Внутри пустой коробки виднелись россыпь рыболовных крючков разных размеров и коллекция шариков-грузил. Кто-то пользовался корпусом от бесполезной штуковины как шкатулкой для мелочи, которую не положишь в карман. С помощью надувной лодки или сука дерева позвонить было проще, чем с этого телефона.

Я докачал лодку и установил весла. Подтянул ее ближе к воде, спихнул нос в реку. Достал подарок Дамы Карнавала, осторожно отделил один камень и вжал его в песок, туда, где стояла лодка. Забрался в шаткое резиновое нутро, попробовал оттолкнуться от берега рукой, чуть не перевернулся, пришлось попыхтеть, сдвигая транспортное средство дальше в воду. Заглотил туфлями холодной воды, догадался выкрутить из уключины весло, и, после тычка лопастью в грунт, лодчонка все же стронулась с места и отправилась в невесомость. Проплыла по инерции метр-другой и уже полностью утратила собственную скорость, когда ее подхватило стремительное течение.

Меня медленно закрутило и потянуло на середину черной реки. Сначала я еще пытался подгребать, думая, что так смогу ускорять или замедлять движение. Но вскоре понял, что река все сделает сама. А от меня требуется только откинуться на мягкую резину и наблюдать берега несущей меня гладкой дороги. Это было похоже на путешествие на бесконечном эскалаторе. Спустя какое-то время возникло ощущение, будто я стою на мосту, а мимо скользят заросли кустов и черные силуэты деревьев. За весла приходилось браться, только если течение, разгулявшись, выносило пылинку моей лодки ближе к берегу, где энергия воды рассеивалась. Именно в один из таких моментов, глянув за борт, я понял, что тление огоньков в глубине не совпадает со звездной картой на небе.

Так я впервые увидел это чудо. Слезы Гелиад, которыми славилась река Эридан, описанная Овидием, упомянутая Эсхилом и Еврипидом. Местами янтаря было много, и горел он так, словно под водой скрывались целые города с подсвеченными проспектами и площадями. На быстрине его сияние затемнялось до едва различимых отсветов: многотонная толща воды съедала мерцание, а отражения звезд оседали мелкой пылью на речную гладь. Под невысокими берегами подводные светлячки горели так, будто кто-то запустил по реке китайские фонарики. И только когда быстрина заносила лодку ближе к земле, становилось заметно, что на самом деле янтарь спит глубоко под черным зеркалом. И от поверхности его отделяют метры чистого хрусталя.