Ночь без алиби

Мюллер коварно использовал мою нерешительность. Ему поверят. Если так пойдет и дальше, меня пора помещать в психиатрическую больницу. А если бы я убежал с ним? Что меня удержало? Ула? Да, но не только она. Во мне еще осталось немного надежды и доверия. Лишь два человека могут мне помочь: прокурор Гартвиг и старший лейтенант Вюнше. Честно говоря, я побаиваюсь их: на допросе я вспылил и не захотел давать показания. Можно ли рассчитывать на обоих - теперь, когда мое положение стало еще хуже?

А Ула? Неужели она будет презирать меня всю жизнь? Когда-то она была мне безразлична, до того, как я последний раз приехал из армии в отпуск. Из года в год мы играли вместе с другими детьми и в «прятки», и в «салочки», а с ней вдвоем даже в куклы, плавали в озере наперегонки, пели, танцевали. Позже она стала держаться в стороне от нас, мальчишек…

И вот тот день отпуска: собственно, я пригласил ее танцевать лишь потому, чтобы она не подумала, будто я зазнался. Но запах ее волос вдруг пробудил во мне неодолимое желание зарыться в них лицом. Глаза ее игриво поблескивали, улыбка манила. Тщетно пытался я вести беседу в прежнем доверительно-нахальном тоне, то есть, попросту говоря, трепаться. Но все, о чем мы раньше болтали, теперь показалось мне глупым. И прежде, чем я понял, что же между нами изменилось, танец окончился. Меня даже взяла досада, когда ее тут же подхватил на танго какой-то толстогубый парень из соседней деревни. Он ее так прижимал к себе, что она почти не могла танцевать, и вдобавок еще елозил слюнявыми губами по ее медным волосам. Так и подмывало схватить его за шиворот. Я с облегчением вздохнул, когда она сама высвободилась из его тисков и заставила соблюдать должную дистанцию.

Не успели раздаться первые звуки следующего танца, как я пересек зал и поклонился ей.

- Ну да, неужели ты и вальс танцуешь? - спросила она, удивившись.

Только сейчас я расслышал - такт в три четверти. Она заметила мою кислую мину.

- Ничего, постараемся обойтись без аварии, - шепнула она улыбаясь. - Только руководить придется мне.

Мы кружились с ней до полуночи, не пропуская ни одного танца. Я проводил ее домой и у дверей хотел обнять. Ула, мягко отстранившись, призналась мне, что мой брат сватался к ней, хотя и без успеха, но она боится, что между нами, братьями, может возникнуть ссора. Однако Фриц меня тогда меньше всего беспокоил, я быстро убедился, что у него не было шансов…

И вот теперь он снова ее осаждает. Чем же я могу ему помешать? Только дав показания, и немедля! Но сейчас ночь. Придется ждать, а тем временем может произойти многое.

Наконец-то начинается новый день. Я уныло жую завтрак. В дверях появляется надзиратель.

- Ешьте быстрее, - торопит он, - старший лейтенант Вюнше ждет.

Я запихиваю последний кусок хлеба в рот и быстро прохожу мимо почему-то смутившегося служаки в коридор.

Вюнше, как обычно, с непроницаемым видом сидит за столом. Даже глядеть на него неохота. Неужели он не бывает хоть чуточку взволнованным? Ну пусть наорет на меня, грохнет кулаком по столу - все лучше, чем это молчание.

Он ждет, пока я сяду, потом пристально смотрит на меня, словно хочет установить, изменился ли я чем-нибудь за ночь.

- Разумеется, то, что утверждает Мюллер о вашей попытке побега, неверно? - начинает он допрос.

- Все вранье!

- Вайнхольд, Вайнхольд. То вы упрямитесь как осел, то слепо верите людям, которым школьник не доверил бы и пфеннига.

- Взрослые доверяли этому Мюллеру кое-что побольше, чем пфенниги.

- Вот именно взрослые, а не дети. Они не столь недопустимо легковерны. К сожалению, мы недостаточно информируем людей о том, что и у нас есть еще мерзавцы. Но вы доверили ему очень многое. Он дал на вас показания как свидетель: вы якобы признались ему в преступлениях, в совершении которых вас обвиняют. Показания он уже подписал.

Я судорожно хватаюсь за стул. На какое-то время вокруг становится темно. Я открываю глаза, почувствовав губами стакан с водой, который держит надзиратель. Отпиваю глоток. Хорошо, прохладно. В голове проясняется.

- Ложь, сплошная ложь!

- Как вы это докажете?

Я молчу. Старший лейтенант Вюнше перечитывает протокол. Итак, я увяз еще глубже. А возможно ли это? Всякий раз, получив новый удар, я думаю: ну, хуже теперь уж быть не может. И вот… На что мне еще надеяться?

- Вам повезло, Вайнхольд, - неожиданно говорит Вюнше. - Наши эксперты трудились всю ночь на вас. И Мюллеру пришлось признать, что побег готовил он, а вы ему помешали. Но от остального он не отказался. Тут не предъявишь ни отпечатков пальцев, ни следов цемента, известки, ржавчины на обуви, коже и под ногтями. Ну ладно, любой судья поверил бы вам больше, чем Мюллеру, если бы… не все ваши показания отдавали ложью.

- Я очень сожалею, что до сих пор отказывался от показаний. И большое вам спасибо, что вы помогли мне против Мюллера.

- Моя задача - объективно изучать факты и узнать правду, а не следовать чувствам, - холодно и поучающе заметил Вюнше.