Ночь без любви. Повести

— А тебе-то что? — Она так посмотрела на Костю, будто это не он заговорил, а машина. — Знай крути. В остальном мы уж как-нибудь разберемся. — Она затянулась и пустила дым над собой.

— Я знаю, что мое дело крутить… Доставлять вас в хорошие места, увозить из хороших мест… В хорошем состоянии… Да еще хорошо себя при этом вести. Это я знаю. Анатолий не устает мне напоминать об этом. Теперь вот и ты напомнила. Мало, оказывается, делать свое дело, надо, чтобы тебя еще мордой время от времени тыкали… Чтоб не забывал, кто ты есть.

— Ну, прости! — Таня положила руку Косте на плечо, слегка встряхнула. — Не дуйся, ладно? Сам же полез, сам начал! Вот и получил.

Дождь кончился. Они вышли из машины и остановились под фонарем. Что-то прогнусавил диктор — где-то задерживались самолеты, отменялись рейсы, возникали и исчезали технические причины.

— Я почему спросил, — примирительно сказал Костя, — не знаю, хватит ли бензина, ты ведь не в центре живешь…

— Да? Так ты о бензине печешься? — спросила Таня с усмешкой. — Тебя в самом деле это беспокоит? — И Костя почувствовал, что краснеет. Он вспомнил — она была уже в машине, когда они заехали на заправочную станцию недалеко от аэропорта. — Послушай, — Таня резко повернулась к нему, — а может, ты ревнуешь, а? Признавайся!

— Но это ведь не отражается на работе?

— Когда как… Послушай, Костя, а у тебя есть девушка?

— Девушка? Смотря что иметь в виду.

— Да брось! Что можно иметь в виду, когда говоришь о девушке! Существо, которое ты любишь, которое любит тебя, которое ты балуешь иногда, с которым озоруешь… Так есть?

— Сказать «нет» — совестно, в этом не признаются, сказать «да»… Врать не хочется.

— Тяжелый случай. А почему, Костя?

— Не знаю… Я вот машину балую.

— А я бы подошла тебе?

— А говоришь, не пила.

— Отвечай на вопрос!

Костя тронул ее короткие светлые волосы, провел тыльной стороной ладони по щеке. Она была более свободна в словах, могла говорить о чем угодно и заходить в этом разговоре как угодно далеко. Он не мог. Что-то мешало. Может, подчиненное положение, шоферская зависимость. «Как просто у нее получается, — подумал он, — как просто. Повеситься хочется от этой простоты. Послушаешь ее, посидишь рядом… И начинаешь сомневаться в самом очевидном, собственная добродетель, кажется, и гроша ломаного не стоит. Да что там гроша — о ней заикнуться стыдно. Надо же, до каких времен дожили — честность, искренность, наивность приходится скрывать, как что-то позорное…»

— Так что? Подхожу я тебе? — настаивала Таня.

— Много выпила?

— Вообще-то… Сама не заметила как… Уж очень Анатолий настаивал. Даже не знаю, зачем ему это понадобилось…

— Действительно! Ни за что не догадаться!

— Кончай язвить! Значит, не гожусь? Не подхожу?

— Годишься, Таня. И сама знаешь. Если б не знала, не спрашивала бы… Тебе же не ответ нужен, хочется еще раз меня мордой ткнуть…

— Опять за свое! Так нельзя, Костя. Знаешь, на кого ты похож? Ты напоминаешь мне свадебную машину. Катят все в лептах, шариках, бантиках, куклах на радиаторах, колокольчики над крышей… Едет жених и больше всего боится, чтобы шарики не лопнули, чтоб не зацепились за забор, за столб, за дом… Не надо, Костя. Это от слабости. Нельзя же всю жизнь ездить в свадебной машине.

— Нет, — сказал Костя. — Я не так уж и слаб. Ведь самолюбие Анатолия не испытываешь? Почему? Заранее приняла, что он имеет на него право. Воздушных шариков на нем навешано не меньше, но ты себя ведешь как гаишник — останавливаешь все движение, чтоб, не дай бог, никто его не зацепил. Все ясно, он начальник управления, у него в подчинении сотни таких, как я, а если он над нами, значит, и выше нас, и лучше…

— А разве это не так? Разве это не так, Костя?

— Нет. Как шофер я даже лучше, чем этот любитель самолетов, как начальник стройуправления. Поладить с ним несложно — ублажай, и все. И не говори мне, что у вас любовь или что-то в этом роде. Знаешь, со стороны виднее. Вы уже покатились… Набрали скорость. А что впереди, догадаться нетрудно.

— Думаешь, покатились? — растерянно переспросила Таня. — Костя, ты знаешь его жену? Что она такое?

— Он от нее не уйдет.

— Красивая?

— Не сказал бы… Тебе в подметки не годится.

— Умная? Умнее меня?

— И здесь можешь быть спокойна. Она не дура, нет. Но она… курица. У нее все решено раз и навсегда. Все знает, все понимает. Но лучше всего знает, что сколько стоит, что на что меняется, какова доплата… тем и живет. Успокоилась. И напрасно.

— Почему?

— Она не знает Анатолия. С ним нельзя успокаиваться. Но от нее он не уйдет.

— В чем же дело! Детей у них нет… А, Костя?

— Дело в должности. Это для него главное. Развод повредит ему, сделает уязвимым, уменьшит зарплату. Кроме того, он может лишиться этой вот машины… И тогда не сможет… Не сможет дружить с такими девушками, как ты, поступать, как ему хочется, ездить на самолеты смотреть. Он думает, делает, говорит только то, что от него требуется, что от него ждут, за что ему платят деньги.

— Невысокого же ты мнения о своем начальстве.

— Шоферам позволено. Если это не отражается на их работе.

— Непонятно вот только, почему ты всего-навсего шофер?!