Ночь, безмолвие, покой

Она указала на довольно темный угол, со своего места Алиса лишь увидела, что там сидит женщина в темной одежде, и все. Но, приближаясь к ней, рассмотрела подробности: женщина брюнетка со стрижкой каре, закрывавшей полностью лоб и почти половину лица, может быть, это парик, но тогда очень хорошего качества. Она не сняла темные очки, которые в сочетании с темно-бордовой помадой и прической обезличивали ее, делали похожей на фигуру с пошлого рекламного плаката. На ней были коричневый тонкий свитер и черные брюки, женщина облокотилась о стол, закинула ногу на ногу. В общем, незнакомка чувствовала себя гораздо вольготней Алисы, которая остановилась перед ней, как школьница перед злой училкой.

– Вы пригласили меня?

– Да, я, садись, – сказала она фамильярно, или так показалось Алисе. – Что будешь пить и есть? Не стесняйся, я оплачу.

– Не откажусь от горячего чая, – усаживаясь, поскромничала Алиса, не желавшая остаться в долгу у незнакомки.

Брюнетка подозвала официантку, заказала чай и пирожные, потом сунула в рот сигарету, протянула пачку Алисе.

– Я не курю, – отказалась та. – Что вы хотели мне сообщить?

– Терпение, детка, терпение.

Брюнетка, не назвавшая своего имени (хотя бы для приличия назвалась чужим), щелкнула зажигалкой, втянула дым и выпустила густую струю. Безусловно, она смотрела в лицо Алисе, изучала его, как изучают божью коровку. За темными стеклами глаз не видно, но иногда по губам неплохо определяется отношение и состояние, именно губы дали понять, что брюнетка чувствует свое превосходство, одновременно напряжена. А Алиса тоже, не стесняясь, уставилась в ее очки с немым вопросом: ну-с, дальше-то что?

– Скажи, у тебя со Старцевым вась-вась, да? – вдруг спросила брюнетка.

Алису задел и тон, и беспардонность, с какой абсолютно чужая женщина вторгается в ее личную жизнь, поэтому она перешла на холодные нотки:

– А что означает ваше вась-вась?

– Будто не знаешь, – хмыкнула та, затягиваясь сигаретой. – Ну, шуры-муры и тому подобное. Спишь с ним и не подозрева…

– Это вас не касается, – оборвала ее Алиса, вскочив. Чаю дома попьет, а с бывшими бабами Никиты выяснять отношения не намерена. Да, мысль именно такая пронеслась: бывшая баба, которую он отставил, а та бесится.

– Сядь! – приказным тоном сказала брюнетка, но когда Алиса повернулась, чтобы уйти, бросила: – Это касается тебя. Я знаю, кто убил твоего мужа.

– Что?! – Алиса плюхнулась на стул, открыв рот. – Вы знаете?

– Поэтому и позвала тебя. Мне тебя жаль, ты глубоко…

– Ближе к делу. Кто?

Ух, скорость… И плевал Никита на знаки, предупреждающие об опасных участках дороги. Свернул.

Он рискнул подъехать к дикому пляжу близко, насколько это возможно, но фары выключил. Автомобиль кидало, он подпрыгивал, казалось, вот-вот развалится.

– Потерпи, ты ж у меня настоящий конь, – уговаривал авто Никита, подскакивая на ухабах вместе с ним. – Мы с тобой еще поездим…

Дорогу он знал отлично, не раз по ней колесил, но почему-то не догадывался, какая она паршивая. Ну, раньше объезжал ямы и колдобины, а сейчас ничегошеньки не видно.

Никита остановился, чтобы выйти и посмотреть, где находится. А ведь приехал, дальше нельзя, ибо звук мотора слышен далеко. Никита поставил машину в стороне от дороги, закрыл и двинул торопливым шагом к дикому пляжу.

По лицу струился пот, но это не от жары, как раз погода была в последние дни прохладной. Это от напряжения. Утирая пот рукавом джинсовой куртки, он продолжал идти, ни на секунду не останавливаясь. Шел по бездорожью, чтобы сократить путь, случалось, попадал в ямки, но шел, даже не чертыхаясь. Его не должны услышать…

17