Ночь, безмолвие, покой

– Все равно! Одно исключает другое. Тебе понравилось бы, если бы я бегала к соседу?

– Чокнулась, да? Нет, конечно…

– И мне не нравится, хотя я тебе не жена, и никто не любит грязь.

– Лиса, вдумайся, зачем мне тебя обманывать, когда я попросту могу прекратить…

– Не хочу и не буду думать! Мне достаточно очкастой коровы, которую ты облизываешь, а потом бежишь ко мне…

– Да замолчи ты, в конце концов! – Никита не удержался и ударил ладонью по столу. Помогло. Алиса закусила губу, но набычилась, он понял, что ее не пробить, однако попытался: – Как ты могла поверить, что я Валерку… Молчи! – гаркнул Никита, когда она хотела вступить в спор. – Слова не даешь мне сказать. Тебя развели как лохушку, навешали макарон на уши.

– Это макароны? – потрясла фотографиями Алиса.

М-да, ревность неумолима и неукротима. Никогда Никита не видел и не слышал, чтобы Алиса закатывала сцены ревности Валерке, а уж он был свидетелем разных перепадов между ними. Зато теперь отдувается и за себя, и за Валерку, не представляя, какую базу подложить под фотографии.

– Этому есть объяснение, но ты сейчас не услышишь, – ушел он от фото, резавших глаз. Объяснения, разумеется, нет, и вряд ли оно появится. – Так, мне нужна пауза, как и тебе. Я ухожу, но не радуйся! Не радуйся, я вернусь. А чтобы тебя не понесло на очередное свидание со вчерашней интриганкой… – Никита вырвал сумочку, вытряс содержимое на диван и забрал ключи. – Я запру тебя.

– В окно убегу! Через балкон!

– Высоковато, – напомнил он, подняв указательный палец. – Хорошо, если насмерть разобьешься, а вдруг калекой станешь? Включи мозги и думай сначала, прежде чем шаг ступить. Кстати, если интриганка позвонит, скажи, серьгу ищешь, вечером попробуешь у меня выведать, где она, а я придумаю, как быть.

Зная, где лежат инструменты, Никита с их помощью вывел из строя предохранитель, чтобы Алиса не заперлась изнутри, и закрыл дверь на ключ.

А там бомжатник! Если б Никита умел плакать, то зарыдал бы в голос, как рыдают над покойниками. Бомжики расположились вокруг костерка, пьют бурду, беседуют, хохочут. А вдалеке плескалась вода. Значит, тех, кого ищет Никита, здесь не было. Или были до бомжей? Он вышел к костру, забыв спрятать пистолет.

– Здорово, мужики.

– У него пушка! – взвизгнула баба. Общество заерзало, отползая в темноту.

– Не бойтесь, – сказал Никита. – Я только спросить…

– Ну, спрашивай, – разрешил самый смелый, не испугавшийся пистолета.

– Здесь были люди?

– Здеся всегда люди.

– А недавно, скажем, вечером, вы встречали чужих? Приезжали сюда на машине или на двух? – Совсем для тупых добавил: – Мужчины с женщиной сюда приезжали?

– Не, мы тут одни.

Никита пошел к берегу.

– Ты куда, мужик? – крикнул смельчак…

18

Цель… У всякого действия, поступка, слова есть цель. Какую цель преследовала брюнетка, нагло оклеветав его? Чтоб ей в аду гореть вместе со своим париком, старым мужем и серьгой! Почему она не подбросила анонимный пасквиль, например, в прокуратуру? Пусть бы там разбирались, таскали Никиту на допросы, строили версии, но нет, она этого не сделала. Значит, цель у нее другая и ставку делала именно на Лису. С этим пунктом Никита кое-как определился.

Отправная точка – серьга, которая позарез нужна брюнетке. Почему же она обратилась к Лисе, а не к нему? Поверхностный ответ есть. Собрав о Никите сведения (сплетни), сделала вывод, что с ним будет трудно столковаться, кроме этого, он уцепится за нее и начнет крутить на предмет убийства Валерки. Удобней действовать через Лису, правда, риск тоже велик, но, растравив в ней ревность подлыми фотографиями, опасность уменьшается до низкой отметки. Это не все.

Главное: если отталкиваться от клеветы, требования найти серьгу и знания Валеркиных дел, то не с ее ли подачи была организована охота на Лису? Не она ли делала обыск в его конторе и квартире в поисках сережки? Отсюда выплывает перекрестная мысль: она знает, кто и за что убрал Валерку.