Ночь беззакония (ЛП)

Татум наконец-то вздохнула и опустилась на пассажирское сиденье.

Я пригнулся с пассажирской стороны и протянул руку над ее телом, чтобы пристегнуть ее.

Она откинула голову назад на подголовник и застонала. — Я не ребенок.

Я наклонил голову к ней, когда ремень безопасности щелкнул и она опустила голову, приблизив наши лица на сантиметры друг к другу. Ее грудь вздымалась при каждом вздохе, но ее глаза не отрывались от моих.

— Нет. Ты не такая. — Не с такими сиськами. Я высунулся обратно из машины, закрыл дверь и подошел к водительской стороне.

Это будет долгая, блядь, поездка.

***

— Ты не отвезешь меня домой? — спросила Татум, наблюдая, как проезжаю через тяжелые железные ворота и поднимаюсь по подъездной дорожке.

— Нет. — Я заглушил двигатель. — Ты напилась, и твой отец будет в дерьме. — Или отправит тебя в Саудовскую Аравию, чтобы какой-нибудь богатый придурок тебя отрезвил.

Я провел ее через фойе и гостиную, затем вверх по изогнутой лестнице и в свою спальню. Стены в нашем доме были цвета слоновой кости, а полы из светлого мрамора. Даже с высокими потолками и мягким освещением, ночью он все равно казался зловещим. Может быть, дело было в тишине. Здесь всегда было так тихо.

Никогда не тусовался с Татум, никогда не разговаривал с ней больше пяти минут за раз, никогда не пытался стать ее другом. С тех пор как мне исполнилось десять лет, я наблюдал за ней на расстоянии — в основном, говорил, когда это было нужно, и следил за тем, чтобы она не попадала в неприятности, которые, казалось, часто настигают людей в нашем мире. И вот теперь она стояла в моей комнате, посреди ночи, в обтягивающих черных брюках и шелковом корсете, который обрывался чуть выше пупка и приподнимал сиськи. Ее темно-каштановые волосы длинными волнами рассыпались по плечам. Красная помада накрасила идеальные пухлые губы, а густые темные ресницы обрамляли карие глаза, похожие на лань.

Блядь.

Все, что я делал для Татум, всегда было инстинктивным, никогда не было сексуальным. Не то чтобы я никогда не думал о том, какова на ощупь ее маленькая тугая киска, просто знал, что никогда не буду действовать в этом направлении. Даже если бы наши семьи тихо ненавидели друг друга, она была на четыре года младше меня. Мне было двадцать. Ей было шестнадцать. Но сейчас мой член дергался, становясь тверже с каждой секундой, и мне было очень трудно на все это наплевать.

Я потянулся к ящику комода и достал футболку, затем бросил ее ей. — Надень это и ложись в постель.

Она поймала ее одной рукой. Может быть, она была не такой пьяной, как думал. Прислонившись одним плечом к комоду, я смотрел, как она идет к кровати. Татум бросила футболку на плюшевый голубой плед, затем потянулась вниз, чтобы расстегнуть каблуки и снять их с ног. Моя кровь бросилась по венам с такой яростью, какой я не знал с того дня, когда смотрел в глаза льву. Татум встретила мой взгляд, затем поднесла руки к верху джинсов и расстегнула верхнюю пуговицу. Мой взгляд переместился на другой конец комнаты, и я слегка кивнул в ту сторону, где открытая дверь вела в мою личную ванную. Она проследила за моим взглядом, затем оглянулась и покачала головой.

Так. Так. Что ты задумала, маленькая проказница?

Я зажал нижнюю губу между зубами при звуке удара металла о металл, когда она потянула вниз свою молнию. Татум вылезла из штанов и отпихнула их ногой в сторону, пока я стоял неподвижно. Ее ярко-красные трусики резко контрастировали с ее кремово-белой кожей, она убрала волосы с плеч и потянулась к спине.

Это должно было стать первым тревожным сигналом, но, очевидно, я был чертовым дальтоником.

Я жил в мире, где царила власть, и мой отец носил корону. В университетах по всему миру были библиотеки с нашей фамилией. Я был первенцем в четвертом поколении Донахью, что означало, что однажды наследие станет моим. Мне было двадцать лет, вся власть над миром была у меня под рукой, и все же я был бессилен остановить себя от того, чтобы стоять здесь и смотреть, как раздевается Татум Хантингтон.

Одним плавным движением она расстегнула корсет и бросила его на пол рядом с брюками и туфлями. У меня перехватило дыхание, я потерял дар речи от стремительного взлета и падения ее груди, от идеальной выпуклости ее груди и обнаженного живота. Мои руки чесались от желания пройтись по всему этому нежному изгибу от бедер до талии и до сисек. Бледно-розовые соски умоляли взять их зубами.

Боже.

Черт.

Мой член стал твердым и тяжелым, упираясь в трусы-боксеры. Это было неправильно. Я привел ее сюда не для этого. Я должен был защищать ее, а не сгорать от желания поглотить. Очевидно, моему члену было наплевать на этические нормы.