Ночь будет спокойной

Ф. Б.Тебе там кто-нибудь нравился?

Р. Г. Что ты имеешь в виду?

Ф. Б.Я говорю о дружбе.

Р. Г. Да. Гари Купер. Это был настоящий мужчина, в самом женском понимании этого слова. Нежный. Добрый. Неспособный ненавидеть. Скромный, с большим чувством юмора. Великий американец.

Ф. Б.Один из своих романов ты назвал «Прощай, Гари Купер!»…

Р. Г. Да, и все решили, что это роман о кино. Я же хотел сказать, прощай, спокойный американский герой, уверенный в себе, в своих правах, в справедливости и в правоте дела, за которое ты борешься, ты, всегда побеждающий в финале, прощай, Америка точных фактов, здравствуй, Америка сомнений, страха, отвращения к себе, Вьетнаму и Уотергейту. Это было написано в 1963 году, до. Я написал книгу на американском арго и озаглавил ее Ski Вит. После «Леди Л.» и «Пожирателей звезд» это была моя третья книга, написанная сначала на английском; французские версии — не переводы, я все переделал, — на мой взгляд, превосходят оригиналы, так как время позволило мне лучше развить мои темы. Перевод — это сущая пытка. У меня ушло шесть недель, чтобы написать «Леди Л.» по-английски, и девять месяцев на французскую версию пять лет спустя…

Ф. Б.Говорят, что английский и его американский вариант разнятся все больше и больше. Ты же написал «Леди Л.» на английском ее величества, а четыре других романа — в том числе «The Gasp»[92], еще неизвестный во Франции…

Р. Г. Это третий и последний том «Брата Океана». В большом предисловии «В защиту Сганареля», ставшем отдельной книгой, я объявил, что буду писать его на американском английском, и привел свои доводы. Там речь идет об энергетическом кризисе…

Ф. Б.Да, но в довольно странном изложении… Итак, ты пишешь одновременно на английском и на американском английском, часто жаргонном… Подобная виртуозность — я обнаружил, что часто использую это слово, говоря о тебе, — может вызвать как восхищение, так и недоверие… Нет ли здесь своего рода «пародии» на оба языка?

Р. Г. Не припомню, чтобы подобное замечание выходило из-под пера американского или английского критика, так что думаю, это и есть ответ на твой вопрос…

Ф. Б.Как ты пишешь эти произведения-идентификации на основе другого языка, другой культуры?

Р. Г. Я начинаю думать как мои герои, попадаю под их гипноз из-за своей ненасытной потребности прожить множество жизней — самых разных. Это — явление мимикрии, присущее прежде всего актеру.

Ф. Б.А ты сын актеров…

Р. Г. Кстати, я считаю, что каждый романист — это автор-актер.

Ф. Б.Что мне интересно, так это как приходят к оригинальности, в которой не ощущается никаких влияний, кроме зачастую Гоголя и в «Корнях неба» — Конрада, на основе разных языков и разных культур: русской, польской…

Р. Г. Большое влияние на мои полемичные тексты оказал язвительный юмор польского поэта и полемиста Антония Слонимского.