Ночь длинных ножей. Борьба за власть партийных элит Третьего рейха. 1932–1934

В нескольких сотнях метров от площади гауптштурмфюрер СС Гильдиш, зашедший в министерство связи, спрашивает, где находится кабинет директора Клаузенера. Часовые, немного поколебавшись, сообщают ему. Он поднимается по лестнице и в коридоре проходит мимо Клаузенера, который ходил мыть руки. Увидев Гильдиша, Клаузенер, вероятно, почувствовал опасность. В кабинете доктора Отмара Фесслера этажом выше раздается телефонный звонок. Фесслер удивлен: кто это звонит ему в такое время? Это Клаузенер, голос которого звучит встревоженно. «Спуститесь ко мне, пожалуйста, прямо сейчас», – просит он Фесслера и вешает трубку. Фесслер, крайне удивленный, встает, чтобы идти к шефу, но уже поздно. Гильдиш входит в кабинет Клаузенера. Директор Организации католического действия с изумлением слышит, что он арестован. Он поворачивается к шкафу, чтобы достать шляпу, и в этот момент Гильдиш стреляет ему в голову. Пока по полу медленно растекается кровь, Гильдиш звонит Гейдриху, кратко докладывает ему, что задание выполнено, и спрашивает, какие будут еще указания. Они очень просты: сделать так, чтобы все подумали, что Клаузенер сам застрелился. Гауптштурмфюрер вкладывает свой револьвер в правую руку убитого и вызывает эсэсовцев, которые сопровождали его до здания министерства, а теперь ждут внизу. Через несколько минут двое молодых милиционеров в черной форме занимают пост у кабинета Клаузенера, никого туда не впуская. Гильдиш спокойно уходит, даже не оглянувшись. Он слышит, как какой-то чиновник в ужасе говорит Фесслеру, который спросил его, что случилось: «Господин директор покончил с собой – он только что выстрелил в себя из револьвера!» Бесстрастные и неподвижные, эсэсовцы стоят у входа в кабинет – они ничего не видели и не слышали.

Прошло всего пятнадцать минут. Гауптштурмфюрер СС Гильдиш работает быстро и точно. Выполнив одно задание, он тут же возвращается во дворец Геринга и рапортует, что готов к выполнению следующего. Атмосфера здесь по-прежнему тяжелая и напряженная. Геринг орет: «Расстрелять его!» И майор полиции Якоби бежит через комнату, крича эсэсовцам, чтобы они немедленно арестовали Пауля Шульца, друга Штрассера, одного из старейших членов партии, которого не смогли найти, хотя его имя было внесено в список намеченных жертв. В гостиной между центральным коммутатором и кабинетом Геринга непрерывно снуют адъютанты.

В это время в городе уже начинают догадываться, что происходит нечто из ряда вон выходящее, – сотрудники министерств, посольств и иностранные журналисты звонят, чтобы выяснить, что случилось.

С одиннадцати часов жители богатого района Берлина, расположенного между Тиргартеном и Кенигин-Августа-штрассе, улицами, тянущимися по берегам тихого, живописного канала, стали проявлять беспокойство. Район оказался в самой настоящей осаде. Полиция Геринга установила пулеметы на углу Тиргартенштрассе и Штандартенштрассе и закрыла ее для движения. Это тихая, спокойная улица, которая в своей середине пересекает такую же тихую площадь с красивой Матфейкирхе в центре. В северной части рядом с Тиргартеном стоит здание Генерального штаба СА. Здание окружено, занято и обыскивается гестаповцами, эсэсовцами и людьми Геринга.

На той же самой улице, позади небольшого палисадника, расположены дом Рема, штаб-квартира организации «Стальной шлем», а также французское консульство и итальянское посольство. Французский консул пытается понять, что происходит, и звонит в посольство, надеясь получить побольше информации. Но Андре Франсуа-Понсе с 15 июня находится в Париже, в отпуске. Консул может сделать только одно – послать срочные телеграммы. Люди в соседних зданиях тоже с изумлением смотрят на улицу. Из окон итальянского посольства дипломаты видят пулеметы, устанавливаемые на тротуаре у входа в дом Рема. Синьора Черутти, жена посла, так и сыплет вопросами, ведь после обеда у нее прием. Пропустят ли ее гостей через заслоны на дорогах? Она звонит в министерство иностранных дел, но ни Государственный секретарь по иностранным делам господин фон Бюлов, ни глава протокола господин фон Бассевиц ничего не могут ей ответить. Они сами ничего не знают. Иностранные журналисты тоже задают вопросы. Одни говорят, что видели, как полиция обыскивала дом Рема, что самого Папена тоже арестуют, что многих высокопоставленных чиновников застрелили прямо в их служебных кабинетах. Журналисты обращаются к Ашману, руководителю министерской пресс-службы, но и он ничего не знает. Перед лицом стремительно разворачивающихся событий и потока вопросов дипломаты с Вильгельмштрассе вынуждены признать, что происходят очень серьезные события и в Берлине началась кровавая резня, но ни ее размеров, ни целей никто еще не знает. Известно только одно – резня эта грубая и безжалостная, она не подчиняется никаким законам; смерть может настичь каждого, кто принадлежит к оппозиции, невзирая на его положение и прошлые заслуги; значительное число штурмовиков и консерваторов уже пали от рук убийц.