Ночь герцогини

Поуви, наконец, отложил блокнот. Джем допил вино. Как обычно, в конце доклада дворецкий собирался поделиться своими наблюдениями о гостях – сведениями, которые он не хотел доверять бумаге. Однако Джему показалось, что сегодня Поуви в замешательстве.

– Тебя что-то смущает?

– Мне слегка не по себе из-за приезда этого мистера Коупа, милорд. Ваша светлость всегда говорили, что не потерпите, чтобы кто-то попытался развратить юное, невинное существо под крышей вашего дома.

– Полностью с тобой согласен, – кивнул Джем. – Но я пообещал Вилльерсу, что лично позабочусь об этом.

– Боюсь, этот юноша скоро поймет, что вызывает интерес у очень многих, – вздохнул Поуви.

– Вот как?

– Таких смазливых женственных юнцов многие находят привлекательными.

– Что ж, придется не спускать глаз с этого мальчишки, – пробормотал Джем. – Проклятие… Зачем Вилльерсу вздумалось привезти его сюда? – Он замялся. – Похоже, герцогу хотелось, чтобы его протеже оценил прелесть женского общества, но…

Поуви и бровью не повел.

– Думается, у мистера Коупа иные планы на этот счет.

– Ладно, я прослежу, чтобы он имел возможность сам сделать выбор, – буркнул Джем. Он скорее отрезал бы себе язык, чем признался в том желании, которое охватило его при одном взгляде на юного мистера Коупа. Уже одного этого было достаточно, чтобы он возненавидел мальчишку. Конечно, это несправедливо, и все же…

– Мне также неясно, что заставило герцогиню Косуэй приехать в Фонтхилл, – с легкой ноткой неудовольствия в голосе продолжал дворецкий.

– Ты меня удивляешь, Поуви. Мне-то казалось, что людские сердца для тебя все равно что открытая книга.

Поуви позволил себе слегка улыбнуться.

– Но в итоге я пришел к выводу, что таким образом она рассчитывает устроить скандал – чтобы вынудить мужа вернуться в Англию.

– Ах, вот оно что! – понимающе кивнул Джем. – Что ж, думаю, это сработает.

– После обеда она написала не меньше двадцати записок, попросив меня отправить каждое франкированным письмом[3], хотя ей ничего не стоило попросить об этом герцога Вилльерса. Мне кажется, ей хотелось, чтобы на конверте значилось ваше имя, а также адрес отправителя – Фонтхилл.

– Что ж, надеюсь, моя скандальная репутация хоть кому-то сослужит добрую службу, – фыркнул Джем. – Это все, Поуви?

– Еще одно слово, милорд. Это насчет вашей новой секретарши, мисс Каролины Дежарден.

– Что она?..

– Она объявила, что для сегодняшнего представления ей понадобятся несколько лакеев – наиболее… ммм… развитых физически. Чтобы представлять первобытных людей.

– И что для этого требуется?

– Шелковые трико телесного цвета с небольшим фартучком из листьев спереди.

Джем поперхнулся смехом.

– Они должны быть сшиты таким образом, чтобы максимально плотно облегать тело, – мрачно добавил Поуви. – Думаю, это будет граничить с неприличием – надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду, милорд.

– Хорошо, Поуви, я прослежу за этим, – с трудом подавив рвущийся из груди смех, пообещал Джем. – Что же до остального… думаю, мисс Дежарден – весьма ценное приобретение. Мне очень понравились ее истории о тех празднествах, которые она устраивала в Париже по просьбе герцогини де Бомон.

Поуви с поклоном удалился. Джем поднялся наверх переодеться в камзол, отделанный на манжетах золотым кружевом (ему бы и в голову не пришло ослушаться Поуви!). Мысли его занимали экстравагантные секретарши-француженки и взбалмошные герцогини.

Глава 10 Планы обольщения лорда Стрейнджа

Гарриет бросила взгляд в зеркало – и внезапно у нее появилось ощущение, что она выпила чересчур много шампанского. Оттуда на нее смотрел очаровательный юноша. Камзол из плотного темно-лилового бархата ловко облегал стройную фигуру, под подбородком пенилось кружево цвета слоновой кости. Небольшие эполеты на плечах делали их шире, а на муаровый жилет спереди спускались пышные концы кружевного жабо, прикрывавшие (или, точнее, скрывавшие) грудь.

Почему-то в женском платье Гарриет никогда не чувствовала себя красивой. На фоне предписываемых модой вычурных причесок ее лицо казалось невзрачным, а многочисленные нижние юбки, панталоны и особенно корсет, приподнимавший грудь, чтобы она казалась пышнее, чем на самом деле, стесняли движения.

Но сейчас, в простых, до колен, бриджах и бархатном камзоле, с волосами, стянутыми на затылке лентой, она вдруг словно впервые увидела собственное лицо.

Гарриет смотрела на него – и не могла отвести глаз. Без всех этих пудреных локонов, спускавшихся на лоб, ее лицо казалось нежным и в то же время волевым. Оказывается, рот у нее почти идеальной формы, а подведенные брови, изогнувшись изящной дугой, подчеркивают форму карих глаз. Гарриет всегда нравился их цвет; единственное, что ее расстраивало, так это тот же коричневый оттенок, что и у волос. Но теперь, когда на ней был лиловый камзол, ее глаза отливали пурпурными отблесками, и это было очень красиво. Даже экзотично.