– Продукты сегодня были паршивые, – сказала она, когда он зашел в ее крохотный кабинет. – Поговори с Морено, скажи ему: если это произойдет снова, мы сменим поставщиков, переключимся на братьев Торрес. Скажи ему, что его отец никогда не относился к нам как к американцам.
– Я позабочусь об этом, mami, – ответил Паз, хотя все продукты, как всегда, были высшего качества. Просто сетования и ругань представляли собой ее манеру выказывать любовь. – Послушай, я хотел попросить тебя… Амелии снятся кошмары, ночью она просыпается и кричит, а когда я говорю, чтобы не беспокоилась, дескать, монстры в снах не настоящие, что я слышу в ответ? Abuela говорит: нет, они настоящие. Ты уж, пожалуйста, не говори ей подобных вещей, ладно?
– Ты хочешь, чтобы я лгала моей внучке?
– Это расстраивает ее. Она слишком маленькая, чтобы переживать из-за всего этого.
– Ну а как насчет тебя? Ты тоже слишком маленький?
Паз сделал глубокий вдох.
– Я не хочу начинать это снова, mami. Сантерия – это твое дело, мы не собираемся в этом участвовать. Я определенно не собираюсь, а уж Амелия тем паче.
– Что за сны? – спросила его мать, оставив без внимания это последнее высказывание, как и любое высказывание, которое она предпочитала не слышать.
– Это не важно. Мы не хотим, чтобы ты рассказывала ей такие вещи.
Мать резко вскинула глаза. Это относилось к слову «мы». Миссис Паз всегда представляла себе, что, когда ее сын приведет наконец домой невестку, это будет послушная, уважающая мать мужа кубинская девушка, какая только и нужна кубинскому мужчине. Вместо этого он привел докторшу-американку с бредовыми идеями о воспитании детей.
Доктор! Доктором должен быть мужчина, а женщина должна заботиться о детях – желательно, чтобы их было побольше, – и слушать свою suegra – свекровь с уважением, иначе как может продолжать существовать общество? Но эта невестка была настолько упряма, причем не в чем-то одном, а по множеству пунктов, что, пожалуй, вздумай Маргарита настаивать на приобщении девочки к «вашему культу», могла бы поставить под вопрос возможность для девочки проводить столько времени с бабушкой. И из-за чего? Из-за нескольких маленьких амулетов иде на ее тоненьком запястье и принесения в жертву нескольких птиц, исключительно ради благополучия и безопасности ребенка. Просто возмутительно – после всего того, что она для них сделала!
Задуматься о том, почему ее сын выбрал в жены такую же упертую и самостоятельную особу, как его мать, ей почему-то, не приходило в голову.
Она драматически вздохнула и воздела руки.
– Ну ладно. Что я могу сделать, я всего лишь старая женщина, на меня можно совсем не обращать внимания, это нынче в порядке вещей. Вот уж не ожидала, что, прожив долгую жизнь, на склоне дней буду подвергаться презрению. Да ладно, пусть так. Если угодно, я вообще больше не скажу этому ребенку ни слова! Можешь забрать ее отсюда!
На этом месте она извлекла из рукава яркий шелковый платок и промокнула им глаза.
– Будет тебе, mami, не своди ты меня с ума. Все не так, и ты это знаешь…
– Но, – сказала она и устремила на него свой взгляд, – но есть нечто.
Последовал ритуальный жест, отгоняющий злые силы.
– Что еще за «нечто»?
– Нечто, движущееся в орун, я не знаю, что это, но нечто очень могущественное, и оно имеет отношение к тебе, сынок, и к ней. Да, ты думаешь, что я глупа, но я знаю то, что знаю.
Сказать на это было вроде бы нечего, поэтому Паз поцеловал мать в щеку и вышел.
– Это хорошая розочка, – сказал он дочке, – но вырезать лепестки нужно тоньше, так, чтобы они загибались вниз и были больше похожи на настоящий цветок. Вот, посмотри, как это делаю я.
С этими словами он взял из кастрюли перец и хрустящую редиску, которые за восемь секунд превратил в цветы.
Амелия посмотрела на предложенный гарнир холодно.
– Мне больше нравится так, как это делаю я, – заявила она, снова продемонстрировав, что в семействе Паз яблочко от яблони недалеко падает.