— Приношу свои извинения, дорогая Шарон, за идиота-сержанта и его хамские приставания. Я его заменю, клянусь вам, больше вы его никогда не увидите. — При этом Борис Георгиевич сердито посмотрел на провинившегося.
Шарон нисколько не сомневалась в его словах, за Дворниковым давно утвердилась репутация жесткого, порой даже жестокого начальника, не терпящего ослушания, стремящегося внушить своим подчиненным страх и благоговение.
— Спасибо, — ответила Шарон своему «спасителю», — хотя с моей стороны нет претензий, сержант просто обознался, в коридоре темновато.
Дворников тихо засмеялся.
— Да, у вас, дипломатов, мягкое сердце. Ничего, разберемся... Так что, говорите — темновато? Вот уж действительно, если бы только это, тогда полбеды. Обратили, наверное, внимание на красавец-вокзал, на то, в каком он сейчас состоянии? Ужасно, жуткие времена наступили, везде запустение и неопределенность...
Они прошли в комнату, прикрыли за собой дверь.
— Видела у вас тут бомжей, нищих, цыган, словно сейчас опять двадцатые годы, нэп...
— Совершенно справедливо. В общественных местах, где много приезжих, — сплошные проблемы. Понимаете теперь, чем приходится заниматься, какую грязь разбирать. И это еще ничего, один вокзал — подумаешь, справимся. А в масштабах страны представляете, какие надо решать задачки?
— Да уж понятно. Жаль только — народ страдает, ведь многого можно бы избежать.
— Если вы имеете в виду помощь Запада, и, в частности, Соединенных Штатов, то сильно сомневаюсь. Да и плата больно весомая, прямо скажем, для нас неприемлемая — надо поступиться многими принципами, отказаться от свободного выбора, попасть в зависимость... Не в колонию ли вы хотите превратить нас, господа хорошие?
— Бог с вами, Борис Георгиевич, что вы такое говорите? Вы прекрасно знаете скромный набор наших пожеланий — свободные выборы, право на беспрепятственную эмиграцию, подлинно рыночная экономика, уничтожение наступательных ядерных вооружений. Россия тратит огромные суммы в валюте — заметьте, в долларах, а не в рублях — на содержание непомерной трехмиллионной армии, десятитысячного арсенала ядерных боеголовок, воздушного флота бомбардировщиков сверхдальнего радиуса действия.
— Ай-яй-яй, какие мы плохие ребята, даже страшно стало. Только помните, что сказал ваш же собственный Бенджамин Франклин: «Пустому мешку выпрямиться очень сложно». — Дворников процитировал эту фразу по памяти. — Иногда нация должна опираться на военных, на передовой военно-промышленный комплекс, чтобы твердо встать на ноги. Да и что к чужим в карман заглядывать, мисс Гринфилд, у вас что, у самих нет проблем? А как же бездомные, как американские бомбардировщики и ядерные ракеты? — Дворников улыбнулся, затем добавил: — Постойте, вы недавно получили новый самолет, который способен вертикально взлетать и садиться, как вертолет, но продолжать полет в аэроплановом режиме. Ваш конгресс и министр обороны твердили об аннулировании программы, тем не менее самолет прекрасно летает, построены уже десятки машин, в том числе, для ВВС, Береговой охраны, Корпуса морской пехоты... Интересно, кому еще, мисс Гринфилд, не подскажете?
Помимо своей воли, Шарон раскрыла глаза от удивления, чем, видимо, доставила немалое удовольствие собеседнику, потому что его улыбка стала шире.
— Я знаю, сейчас самолет успешно используется пограничниками, — продолжил Дворников, — однако для этой замечательной машины наверняка нашлось и другое применение — доставка малых грузов, переброска, десантирование... Список можно продолжить, возможности очень широкие. — Он сделал паузу, убедился, что Шарон не отвлекается, следит, и с усмешкой продолжил: — Готов поспорить, вы можете легко запустить один или пару таких «шмелей» с палубы судна — например, с какого-нибудь старого кораблика в Балтийском море. Можете даже послать его в направлении, скажем, Лиепаи, посадить, забрать агента, шайку морских пехотинцев и так далее.
Шарон Гринфилд догадалась. Теперь она хотела лишь одного — чтобы краска на лице или неосторожное слово не выдали ее. Да, Россия пока слаба, сталкиваясь с морем проблем, однако паутинная сеть, раскинутая старым КГБ, действует четко. И Дворников все так же дергает за ниточки.
— Понятия не имею, о чем вы говорите, Борис Георгиевич. Хотя, если бы вы решили стать романистом, книжка бы получилась занимательная. Хотите, составлю вам протекцию, найду американского издателя, вы имеете все шансы переплюнуть самого Джона Ле Карре.
— Отличная идея. Надо подумать, дорогая Шарон. — Дворников натянуто улыбнулся, не спуская с нее пристального взгляда.
Стоит допустить лишь один случайный жест, закусить губу, и хитрый лис будет праздновать моральную победу, подумала Шарон, поэтому она, не отводя взора, приняла как можно более непринужденный вид, кокетливо положила ногу на ногу, поправила блузку.
— Борис, все это так увлекательно — то, что вы придумали насчет агента и морских пехотинцев, разрешите мне помочь написать вам вторую главу...