Ночь, когда огни погасли

Но песня закончилась, и музыканты стали собираться, а танцоры – расходиться по домам. Мэрили услышала лай с причала, в последний раз взглянув на Уэйда, направилась туда, чтобы взять туфли и попрощаться с Бултыхом.

Чем ближе она подходила, тем громче становился лай – непривычный, настойчивый, почти злой.

– Бултых, – звала она, медленно идя по склону, чувствуя под ногами скользкую траву. Собака метнулась к ней, но, вместо чтобы остановиться и приласкаться, тут же помчалась обратно к причалу, будто хотела, чтобы Мэрили шла за ней.

– Что такое, мальчик мой? – Она надеялась, что Бултых увидел не водного щитомордника и не еще какую-нибудь дрянь, кусачую, летучую или бегающую быстрее Мэрили. Она подумала, что зря не взяла телефон – тогда она могла бы по крайней мере подсвечивать себе путь. Огни на палубе не горели, может быть, чтобы туда не шли гости, и лишь свет полумесяца заливал все вокруг молочно-белым светом.

Бултых вновь подбежал к ней, ткнулся носом, требуя идти за ним. В последний раз обернувшись и посмотрев туда, где оставила телефон и сумку, она побрела следом за собакой к причалу. Бултых свернул у маленького мостика между двух подъемников для судов. Мост скрипел и качался. Приподняв подол платья, Мэрили медленно шла за Бултыхом до самого причала. Там было еще темнее, две привязанные лодки закрывали свет луны, и она с трудом различала силуэт черного лабрадора. Увидев, что она подошла к нему, он вновь яростно залаял, повернувшись к воде.

– Ну что такое, мальчик мой? – вновь спросила она, шагнув ближе в надежде, что, когда глаза привыкнут к темноте, она не увидит блестящий клубок. – Что та… – слова застыли в горле.

Палуба чуть качнулась, и треугольник лунного света отразил что-то, качавшееся на воде. Что-то похожее на манекен в белой рубашке и черных брюках, застрявший между сваями. Мэрили несколько раз моргнула, ощущая резкий холод и недоумевая, кто и зачем бросил в воду манекен. Присмотрелась и с трудом удержалась на краю причала, услышав нечеловеческий звук, душераздирающий крик, который становился все громче и громче, а Бултых лаял и лаял. Когда ей показалось, что она уже не может дышать, она поняла, что этот крик рвался из ее горла.

Глава 28

Душка

Уэйд, придерживая дверь своей стильной спортивной машины, терпеливо ждал Душку. Она посмотрела на заднее сиденье, на Мэрили в трауре, совсем не спавшую всю неделю с тех пор, как обнаружила тело Дэниела Блэкфорда в озере Ланьер.

– Вид у вас ужасный, – сказала Душка, осторожно забравшись в машину и всей душой надеясь, что ее колени потом разогнутся. – Черный вам совсем не к лицу.

Чихнув, Мэрили поднесла к лицу платочек, ослепительно-белый на фоне черных кожаных перчаток.

– Спасибо, Душка. Я и не знала.

Уэйд закрыл дверь. Душка скорчила гримасу, радуясь, что сквозь ужас и отчаяние Мэрили наконец начало проступать что-то человеческое. За прошедшую неделю пришлось пережить много всего, и не только Мэрили. Душка тоже тяжело восприняла новость о гибели Дэниела. Как мог отличный пловец, не сказать чтобы сильно пьющий, утонуть в собственном доме, на вечеринке, которую сам же и устроил? Результаты вскрытия еще не были объявлены, но Душка считала причиной тому аневризму или что-то вроде нее, что могло бы объяснить необъяснимое.

Потому что он не мог погибнуть. В справедливом мире – никак не мог. Но за девяносто три года она усвоила урок, который повторялся снова и снова: этот мир несправедлив. И никому не обещали, что он будет справедливым. Может быть, его суть и заключалась в том, что жизнь не может быть спокойной, как водная гладь. Что придется пережить шторм за штормом, прежде чем научиться держать голову на поверхности, как бы высоко ни поднимались волны.

– Красивая шляпа, – сказал Уэйд, пытаясь нарушить тяжелую, плотную тишину, заполнившую собой крошечное пространство машины.

– Она старше тебя на сорок лет, но все еще смотрится прилично. Я ношу ее на все похороны, на каких бываю.

– Рад за вас, – пробормотал Уэйд рассеянно, глядя в зеркало заднего вида на Мэрили, неотрывно смотревшую в окно. Начинался дождь, мелко моросил по лобовому стеклу, дворники быстро сметали капли. Дворники ее старого «Линкольна» грохотали, как артиллерийский огонь – так говорил Дэниел, и при этой мысли у Мэрили защипало в глазах. Она яростно заморгала, не желая нарушать данное самой себе обещание держаться.

– После отпевания придется заехать ко мне, взять запеканку для Хизер и девочек.

– Вы сделали запеканку? – Голос Мэрили был грубым и хриплым.

– Конечно. И соломку с сыром. Ее понесете вы, чтобы все думали, будто вы ее и приготовили.

Мэрили ничего не ответила и вновь повернулась к окну.

– Ты уже говорила с Хизер? – спросил Уэйд у Мэрили.

– Нет. Я пыталась до нее дозвониться, но каждый раз отвечал кто-то другой. Не понимаю… – Мэрили осеклась. – Она мне не перезвонила. Я надеюсь поговорить с ней сегодня… мне надо кое-что ей вернуть.

Уэйд вновь посмотрел на нее в зеркало заднего вида, но больше она ничего не сказала.