– Надо отнести тебя домой, – сказала я, и собственный голос показался мне чужим. Будто говорил кто-то другой, тот, кто знал, как быть дальше. – Потом Ламар сбегает к доктору Маккензи, и тот починит твои ноги. – Я сглотнула. – Я знаю, починит, – повторила я, как будто мои слова могли что-то изменить. Мне вспомнился любимый конь отца, Горацио, который сломал себе ногу, прыгая через забор. Вспомнилось, как выглядела эта нога и как отец едва сдержал слезы. И как Руфусу пришлось положить конец мучениям животного. Тогда я впервые увидела – не все, что сломано, можно починить. Но все же я должна была попытаться.
Ламар посмотрел на опустевшее крыльцо, где только что стоял Кертис с винтовкой.
– Понесу его на спине.
Я кивнула:
– Джимми, тебе надо держаться как можно крепче, слышишь? Я помогу Ламару тебя дотащить, а потом положим тебя в повозку с цыплятами. Они чудесные, не будут тебе мешать, так что не обращай на них внимания. – Я говорила и двигалась очень быстро, как всегда, когда была взволнована или напугана, но, кажется, это успокоило Джимми. И Ламара, на спину которого мы взвалили Джимми, и его ноги свисли. Я увидела на его воскресных брюках пятна крови, но ничего не сказала, потому что тогда он увидел бы свои ноги. Я не выдержала бы, если бы Джимми расплакался.
Мы отнесли его домой, доктор Маккензи пришел на него взглянуть, но он не мог починить кости Джимми. То, что позволяло ногам двигаться, сломалось при падении с дерева. Кертиса не посадили в тюрьму, потому что он всем сказал, что это был несчастный случай – он просто охотился на белок. Мама Уиллы Фэй отдала Джимми старую тетину инвалидную коляску, и все в конце концов свыклись с таким положением дел. Кроме меня.
Тогда-то Бобби, обо всем знавший из книжек, рассказал мне о карме и о том, как все плохое или хорошее рано или поздно возвращается. Эти слова помогли мне вернуть радость к жизни. Я знала – рано или поздно Кертис Браун получит по заслугам.
Глава 12
Мэрили смотрела, как свет в доме то гаснет, то вновь зажигается. Такому удивительному представлению, как и небесному шоу, она была обязана мрачной грозовой туче, только что излившейся дождем. Дети были с Майклом, так что она могла пойти на собрание комитета. Она надеялась, что Лили не испугалась грозы, а Майкл сумел уберечь Колина от беготни с воздушным змеем и железным ключом.
Посмотрев на часы, она поняла, что у нее осталось еще пятнадцать лишних минут. Удивительно, насколько быстро можно одеться и собраться, когда поблизости нет детей. Она посмотрела в прихожую, где книги, сваленные в стопки, ждали Уэйда с его полками. Одну из стопок венчали четыре ее школьных дневника. Уэйд должен был вернуться в эти выходные, и она надеялась, что будет готова к любым выводам о том, где он раньше ее видел.
Стараясь не думать о плохом – чтобы не переубедить себя, – она решила позвонить родителям. Ответила мать, и на короткий миг Мэрили захотелось сбросить звонок и позвонить еще раз в надежде, что трубку возьмет отец. Обычно с ним говорить было проще, и он выполнял роль громоотвода.
– Мам, привет. Это Мэрили.
Помолчав немного, Дианн сказала:
– Ну больше ведь никто не мог бы назвать меня мамой, верно?
У Мэрили защипало в носу, потом в глазах. Интересно, сколько лет ей должно исполниться, чтобы мама уже не могла довести ее до слез?
– Как ты, как папа?
Ответом стал глубокий вздох, будто у мамы с трудом хватало сил выдавить из себя хоть пару слов.
– Да все по-старому. Папина подагра вновь разыгралась, а я в понедельник иду к врачу, чтобы он посмотрел пятно на шее, которое мне не нравится. Мы оба стараемся не думать о… неприятном. Папа все лучше играет в гольф, у меня прекрасный сад, и мы с партнером по бриджу выиграли путешествие в Брэнсон, на последний в этом месяце чемпионат.
Перечисляя все это, она казалась почти одержимой. Словно пыталась доказать, что, несмотря на Мэрили и другие «неприятности», они все еще стараются жить полной жизнью. Мэрили услышала стук кубиков льда о стакан и поняла – мать пьет отнюдь не чай.
– Ты бы сама все знала, если бы звонила или приезжала почаще. У тебя же здесь мало знакомых.
По крайней мере, от злости у Мэрили перестало щипать в глазах.
– Мне сложно к вам выбраться из-за работы и графика детей. Приезжайте к нам в любое время. Колин с осени пошел на флагбол, а Лили – на теннис. И еще хочет готовиться в чирлидеры. – Разговоры с родителями так ее утомляли. Это было невыносимо. – Уверена, они будут рады, если вы приедете посмотреть на них…
– В чирлидеры? Вот так новость. Ты всегда говорила, что терпеть все это не можешь, и злилась, что я тебя заставляю. Забыла? Хотя это было лучшее, что могло случиться в твоей жизни, благодарностей я так и не дождалась. Что же так изменило твое мнение?
Воздух прорезал удар грома, и Мэрили снова было четырнадцать лет, и мать колола ей уши иголкой и прижимала к ним кубики льда, потому что все крутые девчонки носили сережки. Было больно, и оба уха потом загноились, но с тех пор она всегда носила сережки, потому что ей казалось, так мама больше будет ее любить.