Ночь, когда она исчезла

— Ром, — отвечает Скарлетт. — Очень-очень хороший ром. Мой отец привез его с Барбадоса. Вернее, — она изображает большим и указательным пальцами кружок, — самый лучший.

Таллула нюхает край фляжки.

— Чувствуешь аромат специй? — спрашивает Скарлетт.

Таллула кивает, хотя на самом деле она чувствует лишь запах алкоголя. Она делает глоток и возвращает фляжку.

— Нет, нет, нет, — говорит Скарлетт. — От этого ты не затанцуешь! Больше!

Таллула вновь подносит фляжку к губам и делает четыре глубоких глотка.

— Ну как, достаточно пьяна, чтобы танцевать?

Она кивает, и Скарлетт тащит ее на танцпол. Они, танцуя, движутся навстречу ее подругам, и она крутит Таллулу перед собой, и Таллула чувствует, что, когда она поднимает руки, ее новый топик скользит вверх. Она пытается их опустить, но Скарлетт не дает ей это сделать.

Все подпевают, и Таллула замечает, что вместе с ними поют и некоторые учителя, и люди, которых она не ожидала увидеть на танцполе. Алкоголь бежит по ее кровеносным сосудам и попадает в мозг, и внезапно ей становится все равно. Ей наплевать и на свой рыхлый живот, и на сидящую на скамейке Хлою. Ей просто хочется танцевать, веселиться, как будто ей нормальные восемнадцать, и она беззаботна как мотылек, и дома нет ни ребенка, ни обиженной матери, у которой, по идее, сегодня вечером должна быть своя вечеринка, нет бывшего парня, что вечно топчется за кулисами, пытаясь вернуть ее. Сейчас есть только она, восемнадцатилетняя, первокурсница колледжа, вся ее жизнь впереди, и самая крутая девушка в мире держит ее руки над головой и улыбается ей. Есть Мэрайя, ром и падающие с потолка блестки, что приземляются на пол у ее ног и ложатся ей на волосы.

Песня заканчивается, и Скарлетт наконец отпускает руки.

— Теперь, — говорит она, — Рождество официально началось!

Она издает ликующий вопль и хлопает ладонью по ладоням подруг, а затем, когда Таллула предполагает, что она сейчас бросит ее и вернется в защитный кокон своей маленькой банды, Скарлетт поворачивается к ней и говорит:

— Пойдем со мной на улицу.

Таллула с тревогой смотрит через плечо на Хлою.

— С ней все будет в порядке, — говорит Скарлетт. — Пойдем.

Она тащит ее за руку сквозь двойные двери в холл. Затем они выходят на автостоянку. Воздух тотчас становится ледяным, и хотя на Скарлетт по-прежнему ее огромная шуба, Таллула одета лишь в хлопковый топик с короткими рукавами.

— Вот, — говорит Скарлетт, распахивая шубу. — Здесь хватит места для двоих.

Таллула неуверенно смотрит на нее, затем пожимает плечами и, улыбнувшись, прижимается к костлявому телу Скарлетт и натягивает на плечи другую полу шубы.

— Куда мы идем?

— В одно маленькое местечко, которое я знаю.

Таллула моргает, чувствуя странную неловкость.

— Чем ты так напугана?

— Я не напугана.

— Еще как напугана.

Они движутся как единое целое под панцирем огромной шубы и в конце концов оказываются на скамейке. Скарлетт ощупывает карманы шубы и вытаскивает пачку сигарет. Открывает ее и предлагает Таллуле.

Таллула качает головой. Она никогда не курила, и ее не тянет это делать.

— Извини, что вытащила тебя оттуда, — говорит Скарлетт, вынимая из пачки сигарету. — Только что поняла, что я слишком пьяна. Перебрала. Нужен свежий воздух. И свежая компания.

Она закатывает глаза.

Таллула бросает на нее недоуменный взгляд.

— В смысле, пойми меня правильно, я люблю их до смерти, честное слово. Но мы слишком давно тусуемся вместе. Ну, ты знаешь, мы все учились в Mейпол-Хаусе, и это очень пафосное место. Я имею в виду, очень-очень крутое.

— Что ты там делала?

— Просто сдавала выпускные экзамены. В первом семестре шестого класса я училась в частной школе-интернате, но потом меня отчислили. Другие школы не хотели меня брать, никто, кроме Mейпола, поэтому мой отец купил поблизости дом, чтобы я была приходящей ученицей. — Скарлетт пожимает плечами и закуривает сигарету. — А ты? Где ты ходила в школу?

— В местную среднюю, здесь, в Апфилде.

— И где ты живешь?

— В тупике по ту сторону главной площади.

— С родителями?

— Да. В смысле с мамой. И братом. Мой отец живет в Глазго.

У нее перехватывает дыхание, ведь она должна сказать еще одну вещь. Про сына, Ноя. Слова уже там, на полпути к ее горлу. Они как будто липкие, и она не может заставить их отклеиться. Она не знает почему. Она почти уверена, что вообще-то такая девушка, как Скарлетт, подумает, что это здорово, что у нее есть ребенок, хотя ей всего восемнадцать. Но по какой-то причине сегодня вечером она не хочет быть девушкой, демонстрирующей поразительный уровень зрелости. Девушкой, серьезно относящейся к своим обязанностям. Девушкой, которая каждый день просыпается с младенцем в шесть утра, даже по выходным. Которая, пока ее ребенок спит, выполняет домашние задания. Которая не забывает покупать подгузники и стерилизовать бутылочки с молоком, купленные на карманные деньги, что ей дает мать и которые другие девушки потратили бы на косметику и накладные ресницы.