– Тук-тук! Мальчики в сборе, им нужна девочка?
Фиона сняла плащ и, повесив его на стоявшую возле дверей вешалку, подошла к нам.
– Какие у вас серьезные лица, – сказала она. – Надеюсь, я не помешала вам решать деловые вопросы?
– Нет, – ответил я. – Деловые вопросы мы уже решили.
– Тогда… я помешала вам решать личные вопросы?
– Их мы тоже уже решили, и теперь предаемся воспоминаниям.
– Это так по-семейному! «Адам, это была замечательная поза».
– У этой шутки уже выросла десятиметровая борода, Фиона, – подал голос Адам. – И всем уже надоел треп про наш якобы роман.
– Наоборот! Когда все слышат эту сплетню – а я уверена, она недалека от истины – то просто бегут в клуб. По-моему, это отличная реклама.
– Не хочешь рассказать Вивиану о том, что вчера ты плохо себя вела?
– Я плохо себя вела? – неподдельно удивилась она.
– Да. Колетт поведала мне эту историю.
– Я всегда говорила, что она сучка.
– Что произошло вчера? – включился в разговор я.
– Ничего страшного. Небольшой… домашний скандал.
– Пойду куплю что-нибудь съестное, – сказал он. – Умираю от голода.
– Хорошая мысль, – согласился я. – Не забудь, что ты тут не один.
– Тебе ведь сказали, что я плохо себя вела. Разве ты не должен меня наказать?
– Пока что я не знаю, за что тебя следует наказывать.
– Я расскажу. Только пообещай, что не будешь злиться. Ладно?
– Не обещаю.
– О, женщины! Вселенское зло, помноженное на два!
– А ты – адское зло, помноженное на три. Скажи мне, ты когда-нибудь успокоишься и устанешь? Или этого не произойдет?
– Лучше скажи мне, когда ты перестанешь ставить меня в неловкое положение перед гостями. И когда ты перестанешь пробуждать во мне желание отрезать тебе язык.
– Отрезать язык? Какая жалость. А я только сегодня с утра думала о том, что давно тебя не видела, и что мне хочется тебя облизать. На то, чтобы облизать тебя полностью, у меня времени не хватит, но частично…
– Оближешь меня потом, сегодня я не в настроении. И прими более скромную позу, сделай одолжение. Сюда могут зайти в любой момент.
– Ты ведь не злишься, правда?
– Я размышляю о том, как высказать тебе все, что я думаю, наиболее тактично.
– Вот поэтому я и хотела тебя облизать. В такие моменты ты не думаешь о дурацком такте и не особо выбираешь выражения, мерзкий пошляк.
– Простите, не помешаю?
Эрик Фонтейн пару раз негромко постучал по косяку и вошел. Я поднялся ему навстречу, и мы обменялись рукопожатием.
– Разумеется, нет. Добрый вечер, Эрик. Вы желанный гость в любое время дня и ночи.
– Добрый вечер, доктор. Я бы хотел поговорить с вами наедине. – Увидев, что Фиона пытается встать, он успокаивающе кивнул ей. – Нет-нет, мисс Санд. Вы можете остаться. Мы с доктором спустимся вниз.
Клуб в такой час, разумеется, еще пустовал. Мы заняли один из столиков возле двери – подальше от танцовщиц, которые репетировали номер.
– Я могу предложить вам выпить, Эрик? – снова заговорил я.
– Нет, доктор, благодарю. Я за рулем.
Эрик редко приходил в клуб раньше открытия. И еще реже поднимался к нам в кабинет. Если уж он пришел сейчас, это могло означать только одно: случилось что-то серьезное. И, судя по выражению его лица, это что-то не нравилось ему. Соответственно, мне оно тоже не понравится.
– Я хотел поговорить с вами о Долорес, – сказал он.
– Она приболела?
– Не знаю, – покачал головой Эрик. – По правде сказать, я не уверен, что она здорова.
– Простите?
– В субботу мы вместе были в клубе. Кстати, прошу прощения, что спрашиваю только сейчас: вам уже лучше? Господин Фельдман сказал мне, что вам нездоровится.
– Да, я в полном порядке. Так что это за история с вашей сестрой?
Эрик достал из своего портсигара сигарету и прикурил от небольшой серебряной зажигалки.
– Я ушел раньше нее. Она осталась в компании господина Хейли и господина Барта. И она не пришла ночевать, не позвонив мне, хотя обычно в таких случаях всегда предупреждала. В воскресенье, часов в десять утра, я позвонил ей, но ее телефон был выключен. И, признаться, я волнуюсь.
– Действительно, странная история. У меня есть номер господина Хейли. Я попробую ему позвонить.