Ночь, когда цветет папоротник (СИ)

“Иден”, - с каким-то ужасом понял Стайлз, и уже через секунду волки сцепились, словно дикие звери, а не здравомыслящие почти что люди. Они с такой яростью клацали клыками, дорываясь до глоток друг друга, что замерли все. Первым пришел в себя Крис и заорал своим людям: “Не стрелять! Опустить оружие!”, и они неохотно повиновались. Крис пообещал Дереку, что не станет вмешиваться, и он собирался сдержать слово.

Но Кэт никому ничего не обещала. Она нащупала упавший в траву пистолет, который Иден выбила из ее руки, набросившись со спины, и, со стоном боли, ярко звучавшей в каждой клеточке ее истерзанного когтями и клыками тела, перевернулась на спину. Отдышалась. Собралась с остатками сил. Подняла уцелевшую левую руку, прищурив один глаз и ловя прицел. Нацелилась на раздирающих друг друга в клочья волков и приготовилась выстрелить, выжидая нужный момент.

- НЕТ! - Стайлз первым заметил движение в траве, сумев отвести взгляд от Дерека, но было слишком поздно. Как на зло он не взял с собой пистолет и не мог помешать Кэт; Крис, среагировав на крик парня, только поднял свой, а Кэт уже спустила курок.

Аконитовая пуля слизнула плоть со скулы Дерека, чудом не задев глаз, и вошла в череп волчицы прямо между ее широко распахнутых глаз - ровно посередине. Дерек перестал дышать, время дернулось в последний раз, сместив секундную стрелку на одно деление, и остановилось. Как и сердце Иден. Ее глаза потухли, вновь становясь призрачно-золотистыми, какими Дерек помнил их; она будто попыталась улыбнуться или что-то сказать ему, ее верхняя губа приподнялась, и она замертво пала к его лапам. Густая, черная, горящая голубым пламенем кровь медленно вытекала из пулевого отверстия, стекая по ее мерцающей, серебристой шкуре.

Иден Хейл была мертва.

========== Принятие неизбежного ==========

Она была похожа на Спящую Красавицу… так казалось на первый взгляд. Спадающие водопадом золотые локоны, изящный силуэт под невесомой белой тканью - словно бальное платье, касающееся длинной юбкой пола. Идеальная кожа без единого изъяна, черные стрелки ресниц и темно-розовые губы. Она лежала на столе, сложив руки на животе, и ждала, когда ее Принц придет и подарит ей поцелуй, который разбудит ее. Стайлз, не моргая, до рези в глазах смотрел на нее, чтобы поймать тот момент, когда Принцесса вдохнет, но Иден не дышала. Уже больше суток.

Все это время Кален был с ней рядом - сидел на приставленном к изголовью стуле, уронив голову на сложенные на крае стола руки. Он отказывался разговаривать и не давал Дереку похоронить Иден там, где она должна была быть все эти годы. Он не ел, не пил, не спал, не отходил от операционного стола в своей ветклинике ни на шаг.

Честно говоря, Стайлз в который раз ловил себя на мысли, что был бы не прочь обзавестись способностью провалиться сквозь землю так, чтобы оказываться на другом конце света, где он так сильно мечтал сейчас быть. Лишь бы не видеть чью-то смерть. Иден была второй после мамы, кто умер на его глазах, и сколько Стайлз ни пытался гнать от себя воспоминания, они настойчиво поселились в его сдавленной мигренью голове. Полуосвещенная, безликая больничная палата, гудящие в коридоре за распахнутой дверью лампы, шум все еще работающего вхолостую аппарата искусственной вентиляции легких и оглушительная тишина остановившегося в беге времени внешнего мира; неподвижная, бледная, сливавшаяся с простынями мама, забывшаяся вечным сном и получившая долгожданное успокоение после всего, через что ей прошлось пройти; и отец, примчавшийся из участка так быстро, как смог, но недостаточно - к его приходу Клаудия была мертва почти час, и все, что он мог теперь, это рыдать, прижавшись губами к ее холодной руке, и молить о прощении. В ту ночь Джон напился так, что утром не смог пойти на работу. На следующее и последующее дни тоже. Отец избегал Стайлза, когда был так ему нужен, потому что ему было страшно посмотреть в глаза своего одиннадцатилетнего сына, которого он подвел: не смог спасти его маму, не уберег его от потери, оставил одного смотреть, как его мама умирает. Когда Джон пришел в себя, было уже слишком поздно что-либо делать: Стайлз заперся в родительской спальне и отказывался выходить. Когда Джон не выдержал и выломал дверь, Стайлз этой же ночью сбежал из дома, и вся полицейская бригада искала его несколько суток, пока шериф не догадался заглянуть на кладбище. Там, на сырой, еще не осевшей земле, среди букетов одуряюще пахнущих белых лилий, свернувшись клубочком и дрожа, лежал Стайлз. Больше Джон не уходил в запои и старался не трогать сына лишний раз. Стайлз оказался предоставлен сам себе, и единственным его утешением стал виртуальный мир Интернета. Там он мог забыться. Хотя бы ненадолго.