Ночь, когда цветет папоротник (СИ)

- Спасибо тебе огромное! – на радостях Стайлз даже подскочил. Он бы и на шею Дереку бросился, но тот моментально остудил его порыв одним своим тяжелым взглядом. Стайлз покраснел, засмущался, схватил свой рюкзак и, бросив «Пока!», удрал, пока его не догнали и не…

И не что?

Действительно, что?

***

- И что сказал Дерек? – спросил Скотт. Они разговаривали со Стайлзом по скайпу, засев поздно вечером каждый в своей комнате. Их родители оба были на ночных дежурствах, так что можно было разговаривать без наушников и не бояться, что их могут случайно подслушать.

- Что можно излечиться, но это очень сложно. И в Бейкон-Хиллзе вовсе невозможно. Тебе придется уехать в Канаду и искать там племя каких-то шаманов, - судя по тону Стайлза проще было слетать на Луну.

Скотт мрачно хмурился.

- Ясно, - произнес он. – Вряд ли я придумаю достойную причину заставить маму сорваться с места и поехать к каким-то шаманам. Значит, этот вариант отпадает.

- Ну… вообще-то, есть еще один, - Стайлз не хотел говорить. Да, он умышленно собирался скрыть от Скотта часть информации, потому что боялся, что друг воспримет ее всерьез, а это было чревато последствиями. Не самыми приятными.

- Какой? – жадно потребовал договорить Скотт.

- Дерек сказал, что среди ликанов бытует легенда, согласно которой раз в какое-то количество лет, в ночь Алой Луны расцветает папоротник. Его цветы обладают уникальными целебными свойствами и способны излечить любые болезни, даже смертельные. Настой из этих цветов может снять с тебя проклятье.

- Так это же здорово! – обрадовался Скотт. – Но почему ты так странно говоришь? Разве это не выход из ситуации?

- Скотт, - Стайлз вздохнул. Придется это озвучить. Интересно, врачам, сообщающим о смерти пациента, так же тяжело? – Папоротники не цветут.

- Что?..

- Папоротники не цветут, - повторил Стайлз. – Эта легенда про цветущие папоротники ходит даже среди людей черт знает сколько веков, но никто за это время ни разу не видел цветущий папоротник. Биологи давно доказали, что это просто невозможно.

- Но… может, все дело в Алой Луне?

- Ты слышал когда-нибудь, чтобы Луна становилась алой? – Стайлз сочувственно смотрел на Скотта. – Луна – это просто спутник, который отражает солнечный свет.

- Слушай, мы на позатой неделе еще не знали о существовании оборотней. И волков. А они существуют. Может быть, Алую Луну можем видеть только мы? Я имею в виду, оборотни? И папоротник в самом деле цветет в эту ночь?

- Возможно, Скотт, - как-то грустно согласился Стайлз. – Все возможно.

И влюбиться в Дерека Хейла тоже возможно.

А почему бы и нет?

Стайлз никогда не считал себя ограниченным человеком, он всегда допускал возможность невозможного. Поэтому, наверное, из-за его богатого воображения и гибкой психики факт существования сверхъестественных существ, вроде верусов и ликанов (одним из которых по воле случая стал его лучший друг), вызывал не ожидаемый ужас, а лишь сладостный трепет. Происходящие перемены пробуждали интерес, а легкий привкус страха лишь придавал пикантности основному блюду.

Но все стало иначе, когда один из этих существ прочно поселился в его голове, постепенно найдя дорогу к сердцу.

Стайлз всегда казался самому себе самым обычным, среднестатистическим подростком без особых дарований и талантов, который прилично учится, безнадежно влюблен в самую популярную девчонку, играет в школьной команде. Недоволен своей внешностью и страдает обострением юношеского максимализма.

Ему ни разу в голову не приходило, что он гей. Бисексуал, точнее. Ему нравились девчонки, нравились их стройные ножки и выпуклые титьки, и в этом он не был одинок. Но ему никогда не нравились парни. Вообще ни разу. Он завидовал некоторым мужским телам, телу Уиттмора, например, который ночевал в своем домашнем спортзале, он бы даже не отказался от тела Скотта. Но чтобы ему конкретно нравился сам парень? Фу! Нет! Увольте!

Сама мысль о том, что он может ходить за ручку с другим парнем и обжиматься с ним по углам, была настолько омерзительна, что хотелось пойти поблевать. Он нормально относился к сексуальным меньшинствам, ничего не имел против лесбиянок и геев. Он даже был очень «за» целующихся сексапильных девочек. Но не мальчиков. Нет. Никаких целующихся мальчиков там, где он может это увидеть. И пока он не был объектом вожделения лица одного с ним пола, ему было совершенно плевать, кто там с кем встречается и что они делают друг с другом. Вот честно. Абсолютно фиолетово.

Но Дерек стал исключением из всех правил. Наверное, все дело в его волчьих феромонах или какой-то особой темной магии, которая околдовала Стайлза, сделав его рабом своих запретных, низменных желаний. Это не его вина. Во всем виноват проклятый Хейл.

Эти его мышцы, вены, брови, глаза, губы, голос. Они не давали Стайлзу спать по ночам. Он заставлял себя вспоминать, как Дерек на его глазах обратился в смертоносную, огромную тварь, но это не помогало. Он был болен. Болен Дереком Хейлом. И от его болезни не существовало лекарства.