Поэтому я с кротостью и покорностью жертвенного агнца зашла в комнату и села в предложенное кресло, от которого жутко пахло нафталином и еще чем-то отвратительным. Судя по этому запаху, незадолго перед нашим с ней свиданием дама морила клопов. Мысль о клопах, засевших в кресле, заставила меня невольно поежиться, и это движение не укрылось от маленьких проницательных глазок хозяйки.
– Со страхом расстанься, – зловеще усмехнувшись, провещала «гильотинщица». – Ничего страшного во мне нет. Добра тебе хочу.
Она деловито уселась напротив меня, продолжая буравить меня взглядом, в котором преобладал чисто меркантильный интерес – то бишь сколько можно с меня слупить за мою глупость?
Я застенчиво вперила взгляд в пол и пошуршала бумажками в кармане.
Она понимающе усмехнулась.
– Деньги мне твои не нужны, – ошарашила она меня. – Деньги нужны святому Трифону. Чтобы он тебя от сглазу освободил.
Я о святом Трифоне читала и задумалась, зачем ему вдруг понадобились деньги? Насколько я знала, святой никогда денег не брал, был бессребреником и добрые свои дела вершил безвозмездно. Конечно, со дня его мученической кончины прошло так много времени, что он мог измениться, но я все-таки сомневалась, что он сейчас отчаянно нуждается в деньгах. Правда, вслух своих сомнений я все-таки не высказала.
– Ну? – спросила хозяйка. – Рассказывай, что за хвори тебя мучают.
– Любовь, – пробормотала я, понимая, что это – единственная наличествующая у меня хворь. Как назло, в момент посещения этой целительницы я не могла пожаловаться даже на насморк.
– Безответная? – мгновенно заинтересовалась моя собеседница.
– Безответная, – еле слышно прошептала я, прикидывая в уме, кого же все-таки мне стоит пронзить стрелой в самое сердце. Тратить деньги за любовь Пенса – глупо, он и так ко мне вполне нормально относится. Мой дражайший босс вообще не шел в расчет – незачем осложнять отношения вспыхнувшим чувством! Ванцов? Ну, уж нет! Он тоже рыжий, как и я, и два таких вредных существа должны стоять на приличном расстоянии друг от друга.
– Фотография у тебя есть? – деловито спросила меня вещая дама.
Я смутилась и полезла в бумажник.
Первое, что я обнаружила там, был маленький снимок Даймона Хилла.
«Перст судьбы», – обрадовалась я. А ну как этот эгильот сработает, и сюда, в наш скромный Тарасов, на своем болиде, как прекрасный рыцарь, примчится Даймон Хилл, заключит меня в объятия и скажет: «О, моя Александра! Как долго я искал тебя!»
– Хороший парень, – одобрила мой выбор колдунья Аббасова. – Только лицо у него на кого-то похоже… Не пойму, на кого. Как зовут?
И вот тут-то я и сказала:
– Его? Его зовут Игорь.
Напрасно я вглядывалась в ее лицо – никаких эмоций на нем не отразилось.
Или наша «православная целительница» умела великолепно владеть собой, или она не нашла разительного сходства с Игорем Воронцовым.
– Очень хочешь быть с ним вместе? – поинтересовалась она, продолжая изучать светлый лик Даймона Хилла.
– Очень, – кивнула я.
– Парень, конечно, красивый, только вот… Уж больно имя у него нехорошее!
– Как это? – удивилась я. – Вроде бы имя как имя…
– Карма, – подняла она вверх палец.
Ее лицо стало торжественным. Размазанные и неопределенные до этого момента черты вдруг стали острыми, как будто она только что произнесла некий свой «символ веры».
– Карма… – шепотом повторила она. «Просто у меня такая карма, понимаешь?» – вспомнилось мне.
– Что вы этим хотите сказать? – округлила я глаза, старательно сохраняя в них выражение наивной глупости. – Его ожидает что-то ужасное?
– Или тех, кто рядом с ним.
Она приблизила фотоснимок к глазам и всплеснула руками:
– Да не он ли тебя, милая ты моя, сглаживает? Вон какие у него глаза! Как орлиные…
Представив себе, как меня «сглаживает» Даймон Хилл со своими «орлиными глазами», я с трудом удержалась от смешка.
– Не может быть! – искренне ужаснулась я, в душе извинившись перед ни в чем не повинном автогонщиком. – У него и времени-то нет на это.
– А он этого и сам не знает, просто такой у него крест – приносить близким несчастье! Особенно той, которая его возлюбила. То есть тебе. Спрячься от этой любви, девочка! Не принесет она тебе счастья!
– А может быть, все-таки попробуем? – робко предложила я, не спеша отказаться от своего светлого будущего с Хиллом.
Она тяжело вздохнула и подошла к картине, изображающей святого Трифона.
Задумчиво посмотрела на него, пошевелила губами и протянула свою пухлую ладонь:
– Давай триста рублей. Раз ты этого хочешь, мы с Трифоном противиться твоему желанию не станем. Но ты нас уж потом не ругай!
Она зажгла три свечи и что-то забормотала. Над фотографией несчастного, совершенно не повинного ни в каких прегрешениях Даймона в это время творились загадочные пасы руками. Я даже начала побаиваться, что чудесный, невесть где раздобытый Пенсом фотоснимок придет в негодность от постоянного соприкосновения с ее потными ладонями.