Ночь музеев

– Постыдился бы, она же вся в слезах от горя! – С этими словами Варенька сдвинулась с места дабы сойти с моста на улицу, но Гриша, над которым сгустился мрак ее слов, его отвергающих, оказали пронзительное воздействие на мальчика, который до сей поры, всего за одно мгновение взлелеял надежду оказаться в полном распоряжении этой восхитительной девушки. И чувствуя возвышение какое посещает нас в самых радостнейших мгновениях наших жизней, Гриша предвкушал как он убежит вместе с этой девушкой от злой няни и одна только мысль о том что он будет идти подле нее, возможно даже держа ее за руку защекотала его под ребрами так неприметно что казалось будто бы он приподнял плечи от наступившей робости, нежели из-за того что он так искусно наплел себе. Теперь же, когда слова ее, этот немыслимый отказ, эта горячая рука что пощечиной вывела его из заблужденья, заставила его прийти в себя, очнуться от несбыточных надежд и принять как положено горькую правду.

Гриша наблюдал за тем, как она уходит. Он был ребенком, но чувствовал себя младенцем, которого оставила мать на попечение судьбы. Гриша чувствовал, как болезненно разрываются узы, протянутые им до нее. Стоило ей отступить на три шага от него как Гриша в одно мгновение нагнал ее и вцепился ей в руку, едва не повиснув на ней. Слезы мигом покатились по его щекам. Глаза словно увеличились в размерах. Развитый пением голос взял необходимую ноту – существуют дети, которые раздражают своими рыданиями, есть и такие которые способны растопить даже ледяное сердце единственно правильным всхлипом – Гриша обладал этой способностью.

Варенька скорее от недавно пережитого несчастья нежели внутренней злобы попыталась оттянуть свою руку, но Гриша так крепко вцепился в нее что ничего нельзя было сделать. Гриша, собственно, как и Варенька едва-ли мог дать отчет в своих действиях. Варенька была глуха по причине горького расставания, Гриша был слеп из-за неведомой доныне любви. Своим противостоянием они привлекли к себе лишнее внимание. Немая ссора перешла в словесную перепалку. Удивительнее всего было то, что голос Вареньки не уступал по грубости мужскому, с тем лишь малым отличием что он все-таки оставался женским, а потому казался более мальчишеским чем мужским. Пластичный же голос Гриши брал высокую ноту и соответственно более напоминал голос женский.

– Отпусти! – Вопила Варенька.

– Не буду! – Отвечал Гриша.

Со стороны все выглядело несколько иначе. Людям показалось, будто девчонка пытается утащить за собой мальчишку, а ее выражение лица, в котором отражалась скорбь и злоба не присущие ей, все же говорило само за себя. Мальчик же выглядел вялым и беспомощным возле рослой девушки. Сомнений быть не могло, тут затевалось неладное. Трубач наконец довершил первую мелодию и вялые аплодисменты послышались с другого конца моста, оттуда же раздался хриплый женский голос, который неустанно продолжал вторить имя Гриши. Таким образом, толпа, которая была свидетелем странной потасовки между мальчиком и девушкой, услышав голос бедняжки няни стала знаками направлять ее все ближе и ближе до тех пор, пока сама няня воочию не увидела, как ее Гришу тянет и чуть-ли не волочит за собой какая-то девчонка.

– Ах, Гриша! Воруют моего Гришу! Констебль! На помощь! – Дело в том, что няня Гриши была родом из Англии, но что за случай, из-за толпы мгновенно выступил полицейский, который одной рукой схватил мальчика за тонкий пиджак, а другой рукой взялся за старое платье Вареньки и одним резким движением он оттянул их друг от друга. Было слышно, как материя старого платья порвалась на лоскутки. Варенька разрыдалась и укрыла лицо руками. Ни у кого не было сомнений в ее виновности. Полицейский взял ее за локоть и повел за собой. Повернувшись, он обратился к няне, которая со слезами облегчения облекла мальчика в свои объятия и расцеловывала его.

– Больше не теряйте своего ребенка, сударыня. – Сказал полицейский.

– Спасибо, большое вам спасибо! – Жалостно хрипела няня.

– Варенька… – Прошептал Владислав Романович.

Глава пятая.

Владислав Романович едва стоял на ногах, ему пришлось ухватиться за фонарный столб чтобы не потерять равновесие. Он был свидетелем этой несправедливости, в которую он не имел права вмешиваться. Почему? Потому что здесь он был лишним. Своими глазами он видел, как Вареньку уводит не ведающий правды полицейский и вновь ему показалась изнанка жизни, этот занавес, укрывающий свою особую страшную тайну. Оказаться по ту его сторону значит встретиться с истинной лицом к лицу, не каждый осмеливается на столь несообразный и губительный шаг.