Вот такие озорники были в этом эмигрантском камерном оркестре. На фестиваль они явились с программой старинной русской музыки. Хандошкин, Дубянский, Кавос, Березовский — в программе они значились как запрещенные в СССР композиторы.
Приблизительно с такой же программой приехал камерный оркестр из СССР, только композиторы Хандошкин и прочие объявлялись не как запрещенные, а как редко исполняемые авторы.
Оба оркестра дали совместный концерт на боковой площадке. До начала большого карнавального шествия оставалось еще время, и был объявлен большой перерыв, чтобы участники и зрители отдохнули, закусили, набрались сил. Коллеги из камерных оркестров отошли в сторону, разговорились — сперва о музыке, а затем и о жизни. Вспомнились общие знакомые в Союзе: по учебе, по совместной работе, по гастролям. Эмигрант Зеленский узнал, что его бывшая жена, арфистка Соня Зеленская, стала женой флейтиста Михалева, приехавшего с советским камерным оркестром. Мало того, Михалев с ней счастлив и воспитывает мальчика. Это известие придало беседе оживление, и поначалу возникшие грани были сглажены. Флейтист Михалев отозвал Зеленского в сторону и по-приятельски сообщил, что, дескать, из Союза прихвачены четыре бутылки сорокоградусного «Зверобоя» и две банки икры, но советские музыканты в затруднении, какие тут порядки по части распития, на что Зеленский усмехнулся и, подмигнув ехидно, ответил:
— Хоть посреди улицы. Здесь Родос — здесь и распиваем!
Все-таки зашли во двор, чтобы не на глазах. Решили пить, как бывало дома — из единого граненого стакана, конечно же, не идеальной чистоты. Беседа пошла еще оживленнее. Вспомнились тут же студенческие годы, бесчисленные филармонические вечера, программы концертов, любимые дирижеры. Иных уж нет, а те далече… Затем с каким-то особым ироничным удовольствием вспомнили «общественную» жизнь советского музыканта — колдоговоры, профсоюзные собрания, болезненную процедуру принятия музыкантов в партию большевиков, рекомендации на получение санаторных путевок, талоны на колбасу, сахар и яблочное повидло, двадцатилетние очереди на получение жилья. То есть все вспомнили, как бывало.
А теперь как? Ускорение. Время гудит: «БАМ-М!» Полетели по тайге поезда. Полетели — да не долетели, обломались… А в Европу окно так и не прорубили? Что перестройка? В каких-то суждениях коллеги разошлись, в каких-то имели единое мнение. Бесспорно было, что международные отношения улучшились. Если так пойдут дела, то скоро из Марселя в Одессу можно будет приехать так же запросто, как из Штутгарта в Лион. А приехать хочется, говорили эмигранты. Походить по родным местам, где прошли детство, молодость, поесть бородинского с тмином, пельменей, бычков в томате. Вот, пожалуй, и все. Флейтист Михалев рассказывал эмигранту Зеленскому:
— Она очень хорошая — Сонечка. Готовит изумительно солянку, мать заботливая.
— А стихи по-прежнему декламирует?
— Бывает. Под настроение. Эх, Семен Витальевич, не нашел ты просто к ней подхода. Много ли нашим женщинам нужно?
— С Соней еще ладить можно было. Но матушка ее…
— Эмма Львовна?! Изумительная дама! Вот уж подарок судьбы и неба! — восхищался Михалев, — Всегда придет на помощь. И рублем, и советом.
— Ну, это если ей выгодно…
— Ну, не скажите. А до чего чувствительная. Едва слезы сдерживает, когда я на флейте играю «Мелодию» Глюка.
В общем, все так разговорились и расчувствовались, что решили еще добавить. Эмигранты скинулись по три доллара, а советские обошлись опусканием глаз. Уговорили новоиспеченных друзей Михалева и Зеленского сбегать в ближайший бар, дескать, заодно они в дороге и договорят о своих бывших и настоящих родственниках…
Прошло десять минут, двадцать — ни выпивки, ни друзей. Прошло более получаса. Все заволновались. Советские музыканты предложили сложиться еще раз, но эмигранты отказались — во-первых, нет гарантии, что новые гонцы возвратятся, а во-вторых, скоро начало карнавала и им по контракту нужно быть в указанном месте за полчаса. На прощание обменялись сувенирами: советские подарили брелоки с изображением храма Василия Блаженного, эмигранты — карманное издание «Архипелага ГУЛАГ». Советский оркестр всем составом отправился на поиски флейтиста Михалева. Вскоре он был найден в компании ансамбля флейтистов острова Фуэртевентура. Михалев прогуливал с новыми чернокожими друзьями общественные эмигрантские деньги, изо всех сил доказывая, что во всем цивилизованном мире флейту держат слева направо, а не наоборот. Соотечественники спросили у Михалева, куда они с Зеленским пропали?
— Знать этого свинтуса не желаю. А пить с ним тем более, — отвечал Михалев, — Мало того, что я мучаюсь с его бывшей Сонечкой и воспитываю сорванца Мотю. Мало?!
— Да что случилось?
— Не ваше дело! А деньги я оркестру верну. Дома. В отечественной валюте по международному курсу. Жду в гости.