Ночь над прерией

— Я тебе сейчас же докажу, что говорю. Он решил попробовать и оставил в учительском столе пятьдесят долларов. Он хотел проверить, верно ли индейцы…

— Этому я не верю.

— Но это так.

— Нет, я в это в самом деле не верю. Он, конечно, просто забыл деньги.

— Он и забыл!!!

— Наверняка забыл. Он думает о своей математике, о своей истории и о порядке в классе.

— А о своих вещах — нет?!

— Луи, я не могу допустить, что человек только потому виноват, что его никто не любит. Антипатия все же не доказательство.

— И что тебе этот Тикок! Никто, кроме тебя, его не защищает. И деньги…

— …как мы предположили, он забыл.

— Да, забыл! И как же они оказались в седьмом классе?

— Как давно это произошло?

— Семь лет назад. Мы тогда были в шестом классе, а ты в пятом. Ты же знаешь всю эту историю!

Квини густо покраснела и не ответила.

— И как попали деньги из двенадцатого класса в седьмой? Ты можешь мне это объяснить, Квини?

— Он их оставил в двенадцатом?

— Да, это мы теперь с трудом выяснили.

Начались послеобеденные занятия. Квини была вначале немного рассеянна, хотя это был урок рисования, на котором она, бесспорно, была лучшей и который доставлял ей большую радость. Понемногу она все же пришла в себя.

На следующий день она с нетерпением ждала обеда.

— Ты мне еще не рассказал до конца свою историю, Луи.

— Ты ни о чем не догадалась.

— Я только пытаюсь.

— Ну если ты жалеешь этого Тикока?..

— Дело не в этом. Мы должны быть справедливы.

— Он-то справедлив?

— Ты хочешь с ним состязаться и стать Тикоком?

— Ничуть! Коварным человеком! Значит, слушай: он оставил деньги в двенадцатом классе. За два дня до того, как ты к нам пришла, все это и выяснилось. Тут он был что-то взбешен на весь наш класс, и в особенности на Ивонну, и сказал: если мы не будем как следует учиться, мы попадем когда-нибудь в тюрьму, потому что человек, ничего не умеющий делать, становится плохим человеком. «И вот! — крикнул он и положил руку как для клятвы на свой учительский стол. — Здесь я оставил деньги, которые, к стыду всей нашей школы, были украдены!»

— Оставил здесь? Как же тогда они оказались в седьмом классе? Что ты скажешь, Луи?

— Там у него был следующий урок. А как они туда попали — это духи знают, им известно, кто злой, а кто добрый. Их туда сунула подлость!

— Тикок? Каким же образом?

И тут они испуганно отпрянули друг от друга. В пылу спора они заговорили на языке своего племени. А это было в школе запрещено. Они должны были всегда говорить на английском, чтобы ему учиться. Ученица, которая дежурила по столовой и убирала тарелки, бросила на собеседников многозначительный предостерегающий взгляд.

Луи, Ивонна и Квини оказались снова вместе после окончания школьных занятий, перед отходом школьного автобуса.

— Дежурным в двенадцатом классе тогда был Гарольд Бут с ранчо, — тотчас снова начал Луи, — он и перенес деньги в седьмой класс. Ясно! А Тикок тогда Джо Кингу…

— Да, Джо Кингу, — спокойно сказала Квини. — Моему мужу…

— Это же правда! — воскликнул Луи. — Значит, тебе это должно быть интересно. Итак, Гарольд перенес деньги для Тикока в седьмой класс, а Тикок их в парту Джо…

— Этого не может быть. Тикок не сделает такого никогда.

— Что ты все с этим Тикоком! Гарольд Бут такого бы никогда не сделал, это хороший парень. Но кто-то из них должен был это сделать. Тикок или Гарольд. Если твой муж на самом деле не вор!

— Мой муж никогда не крал.

Школьный автобус подал сигнал. Квини пришлось расстаться с Луи и Ивонной. Когда автобус уже отъезжал, Луи помахал еще рукой, а Квини, которая смотрела в окно, кивнула ему головой.

Поскольку разговор получил такое развитие, Квини рассказала обо всем вечером своему мужу. Он внимательно выслушал ее, подумал, как это было обычно, когда он имел дело с чем-то, на его взгляд, значительным.

— Ты, Квини, прямо настоящий детектив, ведь ты установила новый факт. Тикок никогда раньше не говорил, что деньги были оставлены в учительском столе в двенадцатом классе. Возможно, он опасался этим как-то навести подозрение на своего Гарольда. Он говорил всегда только о седьмом классе, и всегда оставался открытым вопрос, был ли он уже к началу перемены в этом классе, в котором он потом, после перемены, вел урок. Ведь мне приписывалось, что именно в этот промежуток времени я взял деньги из стола учителя. О карманном воровстве вопроса не возникало: всякий мог подтвердить, что я за весь день ни разу не был рядом с Тикоком.

— Он тебя не пожалел.