Ночь не наступит

— О чем?.. Визит к родственнику. «Мой дядя самых честных правил...»

— А я почему-то беспокоилась.

— Поезд сойдет с рельсов?

— Не знаю... Ты в ту ночь был какой-то взбудораженный... И тот разговор о Сибири, о каторге.

— Надо же, запомнила! Чепуха все это.

— Нет, ты был тогда странный... Не поцеловал, когда прощались.

Он промолчал. Поймал звездочку. Прищурился. Она брызнула снопом искр.

— А ты и вправду смогла бы от всей этой благодати в Сибирь за кандальным?

Он весело запел:

Динь-бом, динь-бом, слышен звук кандальный,
Динь-бом, динь-бом, путь сибирский дальний...
Динь-бом, динь-бом, слышно там и тут —
Это Антошку на каторгу ведут!..

— Весело, да? — с усталым смешком спросила она. — Надеюсь, тебе «динь-бом» не грозит: ты ведь не собираешься разбивать лоб о стену?

— О чем ты? — насторожился он.

— Обо всем, что случилось, — ответила Лена. — Я понимаю: твоя боль не утихла. И твое желание отомстить тоже понимаю. Но будь благоразумен: сколько пролито крови, сколько горя, огня, а все осталось как было, если не хуже стало.

Она приподнялась на локте и с нежностью поглядела на Антона. Протянула руку и провела пальцами по его влажным вихрам:

— Я хочу, чтобы ты был благоразумен.

— А как же кандалы? — чувствуя, как леденит сердце, спросил Антон.

— Оставь их для других, — ответила девушка и перевела разговор. — Жалко, тебя не было, а у нас в Павловском выпускной акт состоялся, собрались все институтки, и родители, и шефы. Речи были, тосты, а потом в Казанском соборе епископ Гдовский отец Кирилл служил молебен и наш хор пел... А на будущий год и наш выпуск...

Она повернулась на бок, прижалась к его щеке губами, прошептала:

— Еще годик потерпим, да?.. Старики сказали, что отдадут в приданое за мной эту виллу. Сами они решили строить в Крыму, греть косточки. Прелесть, правда? — она поцеловала его и сладко зевнула. — Пошли домой, я уже совсем сплю.

В этот час в Петербурге, на Моховой, мать Антона получила телеграмму, прочла ее и с беспомощной грустью подумала: «Осенью, видно, и свадьба... Оно и лучше, Травины с состоянием — не то что мы теперь... И Антон остепенился... И останусь я совсем одна. Или придется возвращаться блудной дочери с повинной головой?»

Она смахнула слезу и пошла на кухню предупредить Полю, чтобы та не готовила праздничную утку.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДОСЬЕ ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ

ГЛАВА 9

Николай проснулся с легким сердцем. С предчувствием, что день наступающий не сулит никаких неожиданностей. Открывая глаза, подумал: надо бы рассказать о сне Алис. Приятны были и реальные впечатления вчерашнего дня. Он производил на Петергофском рейде смотр первому отряду минных судов Балтийского моря и убедился в отличном состоянии кораблей и в бодром виде их команд. Ему и сейчас еще чудилось, что морской ветер холодит щеки, в ушах грохочет орудийноподобное троекратное «ура!». Каковы молодцы! Николай там же, перед строем экипажа на флагмане, объявил свое монаршее благоволение командующему отрядом контр-адмиралу фон Эссену, всем штаб- и обер-офицерам кораблей отряда. И обед был в кают-компании на славу. Кажется, перебрал малость. Но ничего, голова ясна, не ломит от вчерашнего...

Николай взглянул на жену. Она спала, отодвинувшись к дальнему краю кровати, лежа на спине, выпростав тонкие, голубоватой кожи, руки поверх одеяла, дышала неслышно. Черты ее заострились и ужесточились, она стала похожей на истовую монашку.

Вся стена позади, за изголовьем кровати, до самого потолка была увешана разнокрашеными иконами и образками, хромолитографированными или кустарно-монастырскими. Все — нынешнего времени, на сирых богомольцев рассчитанные. Однако для Николая, а особенно для Алис, в них было свое очарование, тем более что на одной богомаз изобразил сына Алексея в виде святого, с венчиком над головой. Николай полулежал, задрав голову, в который уж раз пытаясь пересчитать иконы, но на третьей сотне сбился со счета.

Стараясь не разбудить жену скрипом пружин, он сполз с кровати, перекрестил спящую и, приподняв тяжелую занавесь полога, вышел в соседнюю со спальней комнату, в какую во все времена и все цари пешком ходили. По традиции царствующего дома Романовых стены ее были украшены портретами самого императора и ближайших его родных в милой сердцу семейной обстановке. Попасть в эту галерею считалось особой честью.

Расположенная рядом ванная с посеребренной просторной купелью тоже была по стенам в фотографиях, только на них Николай был в мундирах, в группах с офицерами или в седле. Приняв обычную холодную ванну, растеревшись жестким полотенцем и еще более ободрившись, Николай переступил порог камердинерской. Казаки-атаманцы личного его конвоя были на посту. Они лихо взяли на караул.