Ночь нежна

Бейби была высокой элегантной женщиной, старательно удерживавшейся на подступах к тридцати. Характерно, что она привезла с собой из Лондона двух мужчин: только-только окончившего Кембридж юнца и старика с типичными манерами викторианского сластолюбца. У Бейби уже начали появляться кое-какие признаки старой девы: она чуралась прикосновений и пугалась, если кто-то неожиданно притрагивался к ней, а такие затяжные контакты, как поцелуи и объятия, воздействовали непосредственно на ее сознание, минуя физическую реакцию. Она всегда держала туловище прямо, сохраняя достоинство позы, и в то же время печатала шаг и почти старомодно откидывала назад голову, смаковала предвкушение смерти, воображая несчастья друзей, и была одержима мыслью о трагической судьбе Николь. Младший из ее англичан сопровождал дам на доступных для них спусках и катал на скоростных санях по бобслейной трассе. Дик, подвернувший ногу на слишком рискованном повороте, с удовольствием прохлаждался на «детской горке» вместе с ребятишками или пил квас с русским доктором в отеле.

– Дик, пожалуйста, не скучай, – убеждала его Николь. – Почему бы тебе не познакомиться с кем-нибудь из этих молоденьких дурочек? Мог бы танцевать с ними днем, после чая.

– И о чем я буду с ними говорить?

– Ну, о чем говорят в таких случаях? Например… – Повысив на несколько тонов свой сипловато-низкий голос, она пропищала с притворным кокетством: – «Ах-ах, юность, что может быть краше».

– Я не люблю молоденьких дурочек. От них пахнет кастильским мылом и мятными леденцами. Танцевать с ними – все равно что катать детскую коляску.

Это была опасная тема, и Дик тщательно соблюдал осторожность: чтобы не выдать смущения, он старался даже не смотреть на девиц, скользя взглядом поверх их голов.

– Можно заняться делами, их куча, – вступила Бейби. – Например, я получила известие из дому насчет той земли, которую мы когда-то называли привокзальным участком. Железная дорога поначалу выкупила лишь его срединную часть. Теперь они откупили и остальное. Земля принадлежала нашей матери, так что доход от нее – это наше с Николь наследство, и нам следует подумать о размещении полученных денег.

Притворившись, что столь решительный поворот темы ему неприятен, англичанин направился приглашать какую-то девицу на танец. А Бейби, бросив вслед ему затуманенный взгляд американки, с детства обожающей все английское, вызывающе продолжила:

– Это крупные деньги. Каждой из нас достанется по триста тысяч. Я-то сумею выгодно их вложить, а вот Николь ничего не смыслит в ценных бумагах. Впрочем, не думаю, чтобы и вы смыслили в них больше.

– Мне нужно ехать встречать поезд, – уклонился от ответа Дик.

Выйдя за дверь, он вместе со свежим воздухом вдохнул влажные снежинки, которых уже не было видно на фоне потемневшего неба. Трое ребятишек промчались мимо на санках, выкрикивая предостережение на каком-то непонятном языке, вскоре он услышал их голоса уже из-за другого, нижнего поворота, а вслед за этим чуть дальше звякнули бубенцы поднимавшихся в гору конных саней.

Вокзал сверкал праздничным убранством, юноши и девушки весело ожидали прибытия других юношей и девушек. К моменту остановки поезда Дик подстроился под общий ритм и успешно притворялся перед Францем Григоровиусом, будто лишь на полчаса оторвался от бесконечной череды развлечений. Однако Франц в данный момент был настолько целеустремлен, что никакие уловки Дика не могли сбить его с толку. Чуть раньше Дик написал ему: «Я мог бы на денек вырваться в Цюрих, а может, вы сумеете приехать в Лозанну?» Франц не поленился проделать путь до самого Гштада.

Ему было теперь сорок лет. На здоровую зрелость его личности накладывалась профессиональная мягкость манер, но надежней всего он чувствовал себя под прикрытием своего рода пуританской ограниченности, позволявшей с презрением относиться к богатым пациентам, которых ему приходилось возвращать к нормальной жизни. Научное наследие предков открывало перед ним более широкие жизненные горизонты, но он сознательно выбрал скромную позицию в обществе, что подтверждалось и выбором жены. По их прибытии в отель Бейби Уоррен произвела беглую визуальную оценку Франца и, не найдя на нем почитаемого ею пробирного клейма – то есть никаких признаков душевной утонченности и изысканности манер, по которым представители привилегированных классов опознают друг друга, – бесповоротно отнесла его к категории, заслуживающей обращения по второму разряду. Николь всегда немного побаивалась его. Дик же любил так, как любил всех своих друзей, – безо всяких оговорок.