Ночь оракула

— Лучшая девочка, — прокомментировал Чанг. — Самая красивая. Африканская Принцесса.

К нам приближалась темнокожая девушка в ошейнике, украшенном жемчугом и фальшивыми бриллиантами, в белых сапогах до колен и белом стринге. Ее волосы были заплетены в тоненькие косички с погремушками, которые позванивали при каждом шаге, как колокольчики на ветру. Ее вальяжная походка и царственная осанка объясняли без всяких слов, за что она получила свое прозвище. Когда расстояние между нами сократилось до двух метров, я понял, что Чанг не преувеличивал. Мне явилась ослепительная красота, в жизни не видел ничего подобного. На вид ей было двадцать с небольшим. Мои пальцы сами потянулись к этой атласной коже.

— Поздоровайся с моим другом, — сказал ей Чанг. — Финансовый вопрос мы с тобой потом уладим.

Она с улыбкой повернулась ко мне, показав два ряда ослепительных зубов.

— Bonjour, chéri — сказала она. — Тирarles français?[9]

— Извини. Я говорю только по-английски.

— Меня зовут Мартин. — Она перешла на английский, при этом обнаружив сильный креольский акцент.

— Сидни, — представился я и, чтобы завязать разговор, поинтересовался, из какой африканской страны она родом.

Она рассмеялась:

— Pas d'Afrique. Гаити. Нехорошее место. Дювалье очень méchant.[10] Здесь лучше.

Я кивнул, не зная, что еще сказать. Следовало, конечно, встать и уйти от греха подальше, но я словно прилип к стулу. От этой красоты невозможно было оторваться.

— Ти veux dancer avec moi? — спросила она. — Потанцуешь со мной?

— Даже не знаю. Я не очень хорошо танцую.

— Еще что-нибудь хочешь?

— Да нет. Хотя… пожалуй. Если ты не против.

— Если я не против?..

— Как сказать… Ты не сильно рассердишься, если я тебя потрогаю?

— Ты хочешь меня потрогать? Конечно. Какие проблемы! Трогай сколько хочешь.

Я провел пальцами по ее обнаженной руке, от плеча до кисти.

— Ты такой timide — сказала она. — А моя грудь? Mes seins sont trés jolis,n'est-cepas?[11]

Я был не настолько пьян, чтобы не понимать: передо мной пропасть, — но не отошел от края. Я накрыл ее маленькие грудки ладонями, чувствуя, как твердеют соски.

— Так-то оно лучше, — отозвалась мулатка. — А теперь я потрогаю тебя, да?

Я не сказал ни да, ни нет. Наверняка что-то невинное: погладит меня по щеке, или проведет пальчиком по губам, или, может, игриво сожмет мои пальцы. Вместо всего этого она прижалась ко мне всем телом, а ее тонкая рука, очутившись в брюках, завладела моим парнем, который уже места себе не находил. Убедившись, с кем имеет дело, она улыбнулась:

— По-моему, ты готов потанцевать. Пойдем.

К чести Чанга, он не посмеялся над этой комической сценкой из серии «Слаб мужчина». Добившись своего, он не стал злорадствовать, а просто дружески мне подмигнул, и мы с девушкой направились в кабинку.

Управились мы быстро, за это время можно разве что набрать в ванну воды. Мартин задернула шторку и без лишних слов расстегнула на мне ремень. Она опустилась на колени, взяла в руку моего парня и после нескольких скользящих движений, сопровождаемых точными выпадами язычка, заглотнула его. Я смотрел вниз на лоснящуюся гибкую спину, в ушах стоял перезвон колокольчиков, и теплая волна поднималась по ногам все выше и выше. Продлить бы наслаждение, хоть ненадолго оттянуть неизбежное… увы. Мартин свое дело знала туго, и все произошло на раз, как у нетерпеливого подростка.

Я испытал острое сожаление, которое, пока я застегивал джинсы и ремень, сменили стыд и раскаяние. Больше всего мне хотелось поскорее убраться оттуда. Я спросил у девушки, сколько я ей должен, но она отмахнулась — дескать, твой дружок уже обо всем позаботился. На прощание она чмокнула меня в щеку. Я отдернул шторку и направился к стойке бара. Чанга на месте не оказалось. Возможно, он удалился в другую кабинку, чтобы там проверить профпригодность одной из своих будущих сотрудниц. Ждать я не стал. На всякий случай обошел бар, убедился, что его нет, и через швейную мастерскую выкатился на улицу.

На следующее утро, в среду, я снова подал завтрак в постель. О странных снах не было помину. Не говорили мы и о беременности. Эта тема, конечно, висела в воздухе, но после моего вчерашнего грехопадения в Квинсе я был не в том состоянии, чтобы заводить об этом разговор. За каких-нибудь полчаса из праведника и защитника моральных устоев я превратился в обычного бабника с нечистой совестью.

Что бы там ни было, я пытался делать хорошую мину при плохой игре. Все утро Грейс была на редкость немногословна, но, конечно же, ни о чем не догадывалась. Я настоял на том, чтобы проводить ее до метро. Держась за руки, мы шли в сторону Берген-стрит, обсуждая текущие дела: дизайн заказанной ей обложки для альбома французской фотографии конца девятнадцатого века, мою заявку на киносценарий и предполагаемый гонорар, меню сегодняшнего ужина. Когда до станции оставался последний квартал, Грейс вдруг стиснула мои пальцы и резко сменила тон:

— Мы ведь друг другу доверяем, Сид?