Ночь падших ангелов

Насколько Роман знал, то дело было признано несчастным случаем и закрыто. Но лишнего все равно не стоит болтать. Лучше вообще прошлого не касаться. Разве что только тех эпизодов, которые напрямую были связаны с ним одним, еще до его увечья.

— Ром, ты тут не уснул? — окликнул его Арсений.

— Нет. — Ромка поднял на него глаза. Усмехнулся: — Никогда бы не подумал, что ты не тот, кем кажешься.

— Аналогично. Я ушам своим не поверил, когда Валентин назвал мне того, к кому я должен обратиться с «печенькой». Скажу больше: увидев в первый раз, я вообще тебя принял за подсадную утку, которую что-то заподозрившие «святые отцы» подослали для моей дополнительной проверки.

— Оттого и ввязался в драку со мной? А потом кинулся про меня им рассказывать? Я слышал, как Никодим сообщал остальным факты моей биографии, про которые в этом лагере я только тебе заикался.

— Так… Давай уже ближе к делу. Оставим второстепенное в покое, а остановимся на главном: на том, как ты смог подслушать беседы «святых отцов». Это основная из причин, почему я решился на откровенный разговор с тобой: за все прошедшее время мне так ни разу и не удалось незаметно к ним подобраться. То ли у них камеры, то ли датчики движения повсюду понатыканы, но меня неизбежно засекали еще на подступах к интересующим меня объектам. Пару раз я натурально едва ноги унес, о чем ты, как минимум, догадываешься. И это в то время, как ты по этому лагерю свободно разгуливаешь! Свободно подслушиваешь целые, можно сказать, заседания, про какую-то там машину что-то ухитрился узнать… Кстати, что именно? Валентин лишь вскользь об этом обмолвился, так что уж поделись информацией? Но, самое главное, расскажи все-таки, как ты ухитряешься обходить эти средства лагерной охраны?

— Да я об их существовании ни малейшего понятия не имел! — совершенно честно ответил Ромка. И даже ощутил, как по душе прокатился нехороший такой холодок: а ну как попался бы, подобно Арсению? В отличие от него, убежать бы точно не смог. Но не попался! Из чего следовало, что вокруг значимых объектов в «Алой зорьке» стояли все-таки датчики движения, а не камеры: на последних Роман все-таки хоть раз бы да засветился, просто не мог постоянно оставаться в их «слепой зоне». А записи с камер «духовные отцы» наверняка очень внимательно просматривали бы, да не раз, если б таковые имелись. По крайней мере, те эпизоды, в которых Арсений должен был фигурировать. Так что если Романа не высмотрели с ним за компанию, возле мастерской, то это говорило в пользу датчиков как ничто другое.

— Вот так, я думаю, — подытожил он, выложив Арсению все свои соображения по этому поводу. — А что касается датчиков, то я обходил их, даже не подозревая об их существовании. Тут все просто: если бы сенсоры были установлены слишком низко, то они срабатывали бы на каждую прошмыгнувшую мимо кошку, ежика и прочую мелкую живность. Значит, у них есть определенный запас высоты. Как раз такой, какого мне и хватило при моем способе передвижения.

— Это при каком же, если не секрет?

— Не секрет, — криво усмехнувшись, Роман описал Арсению, как перемещается без протезов и коляски. А потом их разговор плавно перешел на все те сведения, которые Роман ухитрился при этом добыть. Он пересказывал их со всеми подробностями, какие знал. Про ноздревского подельника Захара. Про Кирилла, Белобородова и брата Тихона. Про автомастерскую и ночные поездки машин и про «несправляющихся» мастеров, а заодно — и про родственника одного из бойцов, когда-то работавшего страховым агентом, а теперь, возможно, причастного к каким-то аферам с тайно привозимыми машинами.

Рассказал про Рогнеду, ставшую орудием в интригах Ноздрева, а теперь приговоренную им же. Но, к счастью для нее, пока ухитрившуюся куда-то исчезнуть. Однако не явившуюся в полицию, о чем Ноздрев был неплохо осведомлен.

Еще Ромка поведал Арсению про чудо-духи, из-за которых одна девчонка из «падших ангелов» уже выбросилась в окно. А также про лабораторию, где их гонят наряду с другими препаратами, которая вполне может располагаться где-то здесь, руководимая горьким пьяницей по имени Архип.

Разговор получился долгим — такой только ночью и можно было вести, не опасаясь возможных свидетелей и не оглядываясь на летящее время. Впрочем, один раз Ромка все-таки взглянул на часы: надеялся сегодня еще хоть куда-нибудь успеть. Но, поскольку сказано было далеко еще не все, понял, что уже бессмысленно дергаться: не успеет. И тихо с этим смирился, признав, что ночь была потрачена все же не зря.

— Ты куда, к подружке своей торопишься? — поинтересовался Арсений, глядя, как Ромка убирает часы в карман. — Мне сказали, что ты из-за девушки сюда сунулся.

— Не соврали. — Ромка выдавил из себя кривую усмешку. А потом добавил с ожесточением: — Только в лагере ее сейчас нет. Она ночью на набережной работает.

— Прости, я этого не знал.