Ночь падучих звезд

В его голосе на этот раз было столько металла, что медлительный шофер безропотно повиновался. Вражеский самолет сбросил бомбы. И когда близ того места, где недавно стоял их автобус, поднялся фонтан земли и камней, Сергеенко с благодарностью взглянул на старшего лейтенанта.

Распахнув дверцу кабины, Сергеенко предложил Хазову сесть с шофером. Ответ прозвучал далеко не любезно:

— Я сам знаю, где мне ехать.

Старший лейтенант прошел к задней двери автобуса. Сердито захлопнув кабину, Сергеенко направился за ним.

За стеклами темень. Ехали тихо, не зажигая фар. Что-то больно толкнуло лейтенанта в спину. Он нащупал на мешковине круглое, гладкое: «Печати. Требовал часового к грузу, — вспомнил он о Хазове. — Что у него там? Деньги, что ли?» Сергеенко подумал, что в возрасте старшего лейтенанта надо быть по крайней мере подполковником.

Автобус резко затормозил. Где-то близко раздалась очередь автомата. Выскочив из машины, они залегли. Выстрелы удалялись и скоро затихли за деревьями. Лейтенант проверил людей, отправил Манжуру вперед. Краснофлотец вернулся быстро: в хуторе за поворотом дороги были фашисты.

— Товарищ лейтенант, нам бы сейчас забросать фашистов гранатами и прорываться на юг, — предложил Манжура. — Ночь, можно близко подойти и такого шуму наделать…

— Нет, не это сейчас главное.

— Лейтенант, — окликнул Сергеенко Хазов, — вот сапер дело предлагает.

Оказалось, что сзади, километрах в двух, от шоссе к морю уходила проселочная дорога. По ней можно добраться до саперной роты. Там по телефону они свяжутся с командованием, уничтожат документы и вместе с красноармейцами будут пробиваться к своим.

План Тарасова приняли. Нависшие ветки звучно хлестали и царапали тонкие стенки. С порывом ветра пахнуло чем-то близким, знакомым. И хотя впереди была темень, Сергеенко мог смело сказать: там море. Это его дыхание, влажное, с запахом соли и водорослей, коснулось автобуса, словно желая приободрить людей. Девять дней лейтенант находился на суше, он не надеялся больше ступить на палубу и все равно через годы узнал бы этот неповторимый бодрящий привет моря.

Лес расступился, впереди показалось несколько темных строений. Ворота распахнуты настежь. Автобус остановился у крыльца. Заглох мотор, и стало слышно, как рядом мерно плещут волны, а где-то далеко вздрагиваем земля от частых взрывов.

Пол в комнате покрывали разорванные бумаги, а на столе стоял забытый полевой телефон.

— Прямая связь со штабом обороны, — подсказал лейтенанту Тарасов. Сергеенко повернул ручку. На другом конце провода ответили. Словно боясь разбить, лейтенант осторожно положил трубку:

— Немцы. Спрашивают, кто говорит.

Тарасов убежал в свою землянку. А Сергеенко решил жечь документы. О том, что будет потом, лейтенант старался не думать. Большая изразцовая печь и маленькая печка-времянка могли хорошо послужить. Хазов с помощью шофера перетаскивал свои мешки в баню — небольшое строение у берега.

Вскоре пламя загудело в печи. Лейтенант взял первую папку. В глаза бросился заголовок: «Наградные листы по береговой обороне». Он оторвал корки и бросил бумагу в огонь. Взметнувшееся пламя выхватило из темноты залитый чернилами стол, пустую пирамиду, обрывки разорванной карты. В огне успел прочесть: «За доблесть и отвагу, проявленные при разгроме немецко-фашистского конвоя, присвоить воинское звание «капитан» командиру береговой батареи…» Дальше бумага обуглилась. И, подтолкнув ее в огонь, Сергеенко подумал, что после войны этот приказ, возможно, будет очень нужен командиру батареи, если он останется жив. Если останется. А кто сейчас это может сказать?

И, разрывая все новые и новые дела с боевыми донесениями, наградными листами, какими-то ведомостями, лейтенант бросал бумаги в огонь.

— Нашел, товарищ лейтенант, — раздался радостный голос Тарасова. — На чердаке осталась старая надувная лодка. Мы ее с шофером залатаем, и всех шестерых она поднимет.

Вновь надежда на спасение, на то, что они будут еще воевать, затеплилась у Сергеенко.

Груда штабных бумаг уменьшалась. Найденов у времянки чихал и кашлял. Тяга была плохая, пепел забивал трубу. Лейтенанту тоже стало жарко. Пришел шофер.

— Тарасов лодку надувать начал. Скоро ее стащим в воду.

Дверь в баню была раскрыта. Шумели струи воды в пустых душевых кабинах. Курился пар. Лейтенанту стало обидно, что нельзя сейчас все сбросить и залезть под душ. Сколько дней он не снимал кителя. Хазова они увидели на деревянном чурбаке у печки. У его ног лежали распоротые пустые мешки. Когда они вошли, Хазов бросил в огонь новый сверток. Пламя охватило бумагу. Она лопнула, и красненькие тридцатирублевки начали коробиться от жары.

— Ух, денег-то, — вырвалось у шофера.

— Пускаю миллионы на ветер, — невесело усмехнулся Хазов.

Близкая пулеметная очередь заглушила шум прибоя. Не попадая в рукава шинели, заметался неуклюжий Найденов.