Ночь Патриарха

В юности она отбила жениха у своей подруги Полины, после чего та с горя уехала в Харьков и там примкнула к большевикам. Однажды, во время Гражданской войны, когда Харьков находился во власти белых, муж тёти Саны — дядя Миша был в этом городе по каким-то делам и на улице встретил свою бывшую невесту.

— Мишка, мы в подполье и буквально умираем с голоду, — сказала Полина.

Дядя Миша отдал ей все деньги, которые у него были при себе.

Позже, когда большевики взяли власть, дядя Миша с удивлением узнал свою брошенную невесту в Полине Жемчужиной — жене Молотова, ближайшего соратника Сталина.

Во время НЭП’а, дядя Миша, который был гравером, никак не мог получить разрешение на открытие своей собственной гравёрной мастерской. Тогда он решился написать Жемчужиной, и получил от неё письмо с разрешением на патент.

После наступления большевиков на НЭП’а дядя Миша бросил гравёрное дело и стал артистом-иллюзионистом. Как у него это получилось, я не знаю, но только когда в 1936 году проездом в Хабаровск мы с мамой останавливались у них с тётей Саной, в квартире уже жили голуби — реквизит его фокусов.

Дочь тёти Саны — Ляля была женой довольно успешного эстрадного артиста-иллюзиониста — Николая Быкова, работала его ассистенткой и вместе с ним гастролировала в стране и за границей.

О муже моей двоюродной сестры следует рассказать отдельно. Это был простой парень из рабочей семьи с Красной Пресни. В детстве и юности он ходил в клуб Краснопресненской текстильной фабрики, где посещал танцевальный кружок. В клубе и на улице они хорошо были знакомы и даже как будто дружили с Николаем Крючковым, ставшим впоследствии знаменитым киноартистом — символом мужчины-героя у советской молодёжи.

Учёба в танцевальной студии, на мой взгляд, спасла Коле Быкову жизнь: когда началась война и его призвали рядовым в армию, будущего мужа сестры не отправили в пехоту, где бы он, скорее всего, погиб, а направили в Армейский танцевальный ансамбль, где он и «протанцевал» всю войну.

Моя двоюродная сестра Ляля хорошо рисовала и до войны училась на скульптурном отделении Художественного института имени Сурикова. Но, когда началась война, большинство студентов и преподавателей забрали на фронт, институт как-то опустел, а главное, стало трудно работать с холодной глиной в не отапливаемых помещениях мастерских — нестерпимо стали болеть руки. В это время уехала в эвакуацию ассистентка дяди Миши, и он уговорил дочь временно бросить институт и занять место его ушедшей ассистентки.

На одном из сборных концертов перед самым окончанием войны они познакомились с Колей. У них начался роман, и они поженились. Для Коли это была хорошая партия — в ансамбле у него не было никаких перспектив. Ну, ещё два три года он протанцует… А что потом? Специальности у него не было, идти на «Трёхгорку» учеником к станку в его годы как-то не хотелось. А так он, краснопресненский уличный мальчишка из простой рабочей среды, входил в интеллигентную актёрскую семью.

Коля демобилизовался и ушёл из ансамбля, а дядя Миша стал готовить зятя для выступления в качестве актёра оригинального жанра. Коля оказался способным учеником. Занятия танцем развили в нём прекрасную координацию движений, и он быстро научился жонглировать булавами, кольцами и другими предметами, исполняя при этом чечётку. Зять освоил фокусы дяди Миши с голубями, кроликом и, конечно, с картами. И они стали выступать вместе. Ляля ассистировала им обоим.

Через какое-то время Ляля с Колей подготовили собственную программу, прошли квалификационную комиссию и стали выступать отдельно. А дядя Миша взял к себе свою старую ассистентку, которая работала с ним до Ляли.

Номер Коли и Ляли пользовался успехом, они участвовали в сборных концертах, выступали в клубах и на предприятиях, ездили на гастроли по стране и даже за рубеж. Помню, как Коля с восторгом рассказывал об их гастролях в Будапеште и Праге — в городах, где он когда-то выступал в конце войны со своим танцевальным ансамблем.

У молодой семьи появился свой круг интересных друзей и знакомых из актёрской среды.

Мне на всю жизнь запомнился случай, когда однажды у них в гостях я встретилась со знаменитым в то время иллюзионистом Диком Читашвили. Он, развлекая гостей, показывал некоторые свои фокусы. Я никак не могла понять, как это у него получается. Особенно меня поразило, когда он, достав из нагрудного кармана пиджака расчёску, взял мой большой палец и провёл по нему ниже ногтя обратной стороной этой расчёски. Появилась полоска крови, я вскликнула в испуге. Но Дик спокойно рукой вытер кровь. Никаких следов пореза на пальце не осталось. Он показал свою расчёску — она на вид была самой обыкновенной мужской расчёской и не имела никаких особенностей.

Что это было — технический фокус или сеанс гипноза, я не могу понять до сих пор.