— Я думаю, вы надеялись обнаружить там Павла. Но обнаружили совсем другого человека, который вашему появлению вряд ли обрадовался. Далее в сюжете значительный пробел. Через некоторое время вас уже видят в компании Полозова, Ника, как вы его называете. Так что пробел нетрудно восполнить. Либо Полозов как-то узнал о вас — что в принципе нетрудно, ведь вашу историю за несколько лет до этого обсуждал весь город, и именно вы рассказали ему про дом и его обитателя, — либо он застал вас там. Я склоняюсь к первой версии. Если бы вы оказались свидетелем убийства, вряд ли он оставил бы вас в живых… Какими методами вас убеждали, вообразить нетрудно. В результате вы безропотно выполняете все, что прикажет вам Ник. Только сомневаюсь, что вы смирились. Уверен, вы не прочь поквитаться с этими мерзавцами. Я ошибаюсь?
— Что вы, — вздохнула я. — Все так и есть. Я могу говорить откровенно?
— Конечно, — кивнул Рогозин.
— Занятный вы дядя. Живописали, как Ник и этот самый Долгих разделываются со своими врагами, а потом интересуетесь, не желаю ли я свести с ними счеты? То есть не хочу ли я записаться в клуб самоубийц? Не хочу. Не буду врать, что мне моя жизнь нравится, но и такая жизнь все же лучше, чем ранняя кончина.
— Я понимаю. Вы боитесь, что вполне естественно. Могу представить, что вам пришлось пережить, каким образом он вынудил вас…
— Не можете, — перебила я и улыбнулась. — Я имею в виду — представить. Вы же не чокнутый, вам это просто в голову не придет.
Он уставился на меня. Мы не отводили взгляды больше минуты, потом он спросил серьезно:
— И вы не мечтаете от него избавиться?
— Мечтаю. С утра до вечера, а по ночам даже особенно.
— Говорят, дружков вашего Ника кто-то усердно вырезает. Правда?
— Ага. Ждете, что я приду с повинной?
— Если вы и имеете к этому отношение, то я предпочел бы ничего не знать. А еще я уверен, вы мучительно переживаете гибель Шлимана. Вы ведь подозреваете убийство? С того момента, как узнали о фотографии?
— Он вам ее показывал? — притворяться надоело, разговор утомил, потому что смысла я в нем не видела.
— Конечно.
— Да, я считала его хорошим парнем, и его смерть… Но это ничего не меняет.
— Что же должно произойти, чтобы вы поняли: со злом надо бороться?
— Вот вы и валяйте, боритесь. Вам по службе положено.
— Не боитесь опять оказаться в тюрьме? Только теперь преступление, в котором вас обвинят, посерьезнее.
— И там люди живут. В тюрьме лучше, чем в могиле. Мне есть с чем сравнивать, можете поверить.
Я распахнула дверцу машины, с намерением ее покинуть, но Рогозин меня остановил, произнеся многозначительно:
— Есть еще кое-что…
Со вздохом я захлопнула дверцу и посмотрела на него.
— Господин Углов, у которого работает ваша подруга, с точки зрения Долгих — слабое звено. За ним постоянно приходится приглядывать. Думаю, ваша подруга там именно по этой причине. Она ведь его любовница?
— Понятия не имею.
— Не собираюсь вам возражать, просто примите мои слова к сведению. Так вот, я, по известным причинам, пристально наблюдаю за действиями Долгих и его людей. Углов вызывает все большее раздражение у своего приятеля, а тот не из тех, кто долго терпит неугодных. Углов уверен, что Долгих без него не обойтись, и потому чувствует себя в относительной безопасности. Вопрос, как долго это продлится? У меня есть сведения, что Долгих уже прорабатывает запасной вариант, то есть ищет Углову замену. Как только надобность в нем отпадет…
— И вы спокойно будете наблюдать за развитием событий? — усмехнулась я. — Если я правильно поняла, по вашим прикидкам, Углова скоро должны хлопнуть, а вы, вместо того чтобы…
— А что бы я мог сделать? — перебил Рогозин с усмешкой. — Если бы Углов пришел к нам и, к примеру, заявил, что ему угрожают… Но это из области фантастики. Так что остается отслеживать события.
— Ну что ж, желаю вам успехов на ниве отслеживания.
— Вы так и не поняли, что я хотел сказать?
— Простите, нет.
— Запомните мой телефон. Не записывайте, запомните. На тот случай, если понимание вдруг наступит. — Он продиктовал номер, а я его повторила, кивнула и широко улыбнулась.
— Память у меня отличная. Теперь я могу идти?
— Конечно. Всего доброго.
Я захлопнула дверцу и нырнула в ближайший переулок. Сердце билось возле горла, и руки противно дрожали, я поспешно сунула их в карманы, чтобы весь вид не действовал на нервы.
— Черт, — пробормотала я и повторила громче:
— Черт…