Ночь последнего дня

— Не обижайся, — похлопала она меня по руке.

— Может, он и правда вернется, — сказала я, поднимаясь.

— Нет, — покачала она головой. — Такие, как он, если что-то делают…

Мое беспокойство только усилилось. Я вышла из подъезда, дошла до угла дома, потом вернулась. Хотела подняться в квартиру, но решила, что Машка мне вряд ли обрадуется, и устроилась на скамейке, глядя на ее окна и ежась от холода. Дождь кончился, но температура упала, я сунула руки под мышки, подняла воротник. Свет в Машкиных окнах все еще горел, потом она подошла к окну и долго стояла так, глядя в темноту, а я смотрела на нее и тихонько поскуливала от безнадеги, от невозможности что-то изменить, исправить. Потом она позвонила и сказала:

— Со мной правда порядок. Иди домой, незачем сидеть во дворе.

— Ты меня видишь?

— Нет. Но знаю, что ты там. Я тебя люблю. И ты ни в чем не виновата. Обещай мне одно: ты никогда, ни при каких обстоятельствах не расскажешь ему, что с нами тогда сделали. Мужчина не должен знать такое о женщине. Женщиной надо восхищаться, а не жалеть ее.

— Я и не думала рассказывать.

Я поднялась со скамьи и пошла к остановке. Помахала Машке — она все еще стояла у окна.

* * *

Я свернула на свою улицу, когда впереди заметила женщину. Она нервно оглядывалась по сторонам, точно кого-то опасалась.

— Юлька, — вдруг позвала она, и я узнала Любку-Кошку. Любка приблизилась и потащила меня в переулок, заговорщицки шепча:

— Ищу тебя часа два. Дома нет, у Виссариона нет, а дело срочное.

— Что у тебя за дело?

— Он обещал мне приличные бабки, если я тебя приведу.

— Кто? — нахмурилась я.

— Мужик тот. Ну, о котором я тебе говорила.

— Тот самый Анатолий?

— Да, идем скорее. Он, поди, ждать замучился и смылся. Плакали мои денежки.

— Где он?

— Здесь недалеко. Я вечером шла к Виссариону, и вдруг он окликнул меня. Короче, он мне дал адрес, велел тебя туда привести.

— Подожди, — притормозила я. — Что он сказал?

— Да ничего. Велел тебя отыскать, обещал приличные бабки. Ты можешь идти побыстрее?

Мы подошли к двухэтажному строению, где раньше располагалась станция «Скорой помощи». Дом признали аварийным, под станцию выделили другое здание, а что делать с домом, похоже, так и не решили. В темноте он выглядел почему-то зловеще. Вскоре пришлось признать: место выбрано с умом. Подойти к дому незаметно практически невозможно, зато, в случае чего, смыться отсюда легче легкого: шмыгнул в ближайшую подворотню и затерялся в лабиринте старых улиц и переулков.

Мы вошли в подъезд, Любка уверенно направилась к лестнице в подвал. К моему удивлению, в подвале горел свет. Все стены здесь были покрыты надписями, должно быть, местечко облюбовали подростки для своих посиделок. Большая комната изрядно захламлена, но какие-либо обитатели отсутствовали. Любка пристроилась в углу на подобии нар, посмотрела на меня с сомнением, достала шприц из сумки и пробормотала:

— Я пока, это.., здоровье поправлю.

— Валяй, — ответила я и отвернулась, хотя мои взгляды вряд ли бы смутили Любку.

Тут послышались осторожные шаги, и через некоторое время в комнату вошел мужчина.

— Привет, — сказал он и привалился к стене, сверля меня взглядом.

Описание, данное ему Любкой, было довольно точным, так что я могла быть уверена, что передо мной Анатолий. Любка помахала ему рукой из своего угла, закрыла глаза и, по всей видимости, счастливо отбыла в другую реальность.

— Салют, — ответила я, продолжая сидеть на корточках и глядя на него снизу вверх. Приближаться он не спешил, потому я перебросила ему сумку, поднялась, расстегнула пиджак, демонстрируя свою тонкую талию. — Я без оружия, — сказала спокойно и вновь устроилась на корточках.

В сумку он все-таки заглянул и вроде бы остался доволен. Сделал несколько шагов ко мне.

— Давно хотел с тобой встретиться, — заявил он и усмехнулся. К чему относилась усмешка, мне неведомо, скорее всего он просто испытывал неловкость, не зная, с чего начать разговор. Анатолий покосился на Любку и вновь взглянул на меня, точно спрашивал мое мнение.

— Она в отключке, — заверила я и настроилась на терпеливое ожидание. Торопить его я не хотела.

Мужчина сделал еще шаг, тоже опустился на корточки, привалившись спиной к стене, и теперь мы сидели на расстоянии вытянутой руки.

— Ты знаешь, где Француз? — спросил он тихо.

— Нет.

Он вроде бы не поверил, уставился в мои глаза, а я пожала плечами.

— Когда вы виделись в последний раз?

— Давно. Через несколько дней после того, как сгорел дом его прадеда.

— Ты передала ему кассету?

Я усмехнулась и даже головой покачала.

— Пока ты только задаешь вопросы. Прежде чем на них отвечать, мне надо знать, чего ты хочешь.

— Чтобы вся эта сволочь сдохла! — резко ответил он.

— Можно конкретней? Сволочей на свете много.

— Хорошо, — вздохнул он. — Я хочу видеть Долгих в тюрьме. — Собственные слова ему не понравились, наверное, потому что прозвучало это чересчур наивно, но я согласно кивнула.

— Понятно. Тогда ты начал не с того. — Приходько нахмурился и теперь смотрел на меня с удвоенным вниманием. — Я думала, ты хочешь вернуть свои деньги, — заявила я.