Ночь Пса

«Психохимическая обработка…» — пробормотал Ким.

Роше многозначительно хмыкнул. Потом щелкнул в воздухе пальцами.

— Однако, тип вменяем. И еще как, если ему вкатили-таки полную десятку…

Не говоря плохого слова, Ким вызвал на дисплей своего «ноутбука» меню уже загруженного туда накануне досье на Торвальда Толле. Выбрал «трекболом» пункт «титулы» и прочитал:

«Торвальд Толле из стаи Толле, Подопечный Харра. Оружейник». Вот так. Читать надо определения. Ким выбрал пункт «контакты» и уточнил:

«Густавссон Пер». Без всякого промедления на экране высветился аккуратный прямоугольник текста:

«Т.Т. поддерживал постоянный контакт с П.Густавссоном в течение 10,5 лет, во время пребывания последнего в служебной командировке в Системе Чур. Мотивировка: совместная работа по проекту «Клеймо». В дальнейшем, активно поддерживал переписку (см. файл «Correspondence»)».

— Кто там у вас заведует Заведениями Свободного Труда? — повернулся Ким к Роше. — Надо срочно выдернуть этого Густавссона сюда…

Ким вывел на экран бланк стандартного вызова-запроса.

— Да, этот человечек может оказаться полезен… — задумчиво промычал Роше и переложил трубку из одного угла рта в другой. — Но не вздумайте посылать официальный запрос Верховному Коменданту. Тогда сдвиг крыши вам обеспечен. Потревожьте Азимова. Ему слово достаточно сказать — и вашего шведа сюда припрут спецрейсом..

— Разумно, — согласился Ким, пододвинул к себе блок связи и залпом проглотил успевший остыть кофе.

Харр остановился. Здесь было безопасно — в густых зарослях на краю невероятно огромного по его — Харра — представлениям парка. В нем только центральные аллеи были подсвечены декоративными светильниками, хитроумно спрятанными от глаз гуляющих. Гуляющих, впрочем, почти и не было.

Все в этом новом для него мире было необычно. Прежде всего, это был мир, пропитанный жизнью. Запахи тысяч живых существ пронизывали его.

Запахи неведомых трав и пыльцы неведомых цветов, запахи старых, хорошо обжитых человеческих жилищ, запахи выделанных кож и дерева — словно пропитанного прикосновениями людей. И очень мало было так хорошо ему — Харру — знакомого запаха мертвого металла, смазки и ржавчины. Оружия и ненависти. И почти совсем не было здесь радиации.

Она скорее всего просто почудилась ему пару раз — только и всего.

Это настораживало. Даже гроза и электричество грозы здесь были другими. Но он все же воспользовался случаем, чтобы подзарядить себя и почувствовал, что сил у него прибавилось.

Это был мир разрушенных стай — он понял это сразу и теперь находил этому все новые и новые подтверждения. Люди здесь бродили в одиночку и толпами, группами по двое-трое — но не стаями. И Братья — это было больнее всего — Братья: одинокие, потерянные, одичавшие и забывшие язык…

Не удивительно, что Тор потерялся в этом мире. Это была его — Харра — вина. Нельзя было давать этим здешним — вконец одичавшим — людям никакой возможности разделить их… Но ведь они были так добры…

Добры и деловиты… Вот это и должно было насторожить его — именно это! Здесь в этом мире никто — разве что малые дети были исключением — не несли в себе Подвига. Все были зараяжены Делом… И еще было странно — Тор не звал его. Если бы Тор был мертв, Харр догадался бы об этом. Нет — Тор был жив и не звал его! Он всегда был непослушлив и непредсказуем — младший Тор. Но сейчас это превысило все границы!

Харр успокоил себя, несколько раз вдохнув прохладный и очень вкусный после грозы — надо это признать — воздух чужого мира, и попробовал снова настроиться на душу непослушного Тора. Здесь это было дьявольски сложно: души жителей Прерии, похоже, вовсе не знали порядка. Все они галдели одновременно, заполняя череп Харра какой-то бестолковой, суетливой и неприятной хмарью. И каждая душа галдела по-своему и о своем. Положительно, с этим народом невозможно было иметь дело…

Харр послушал этот нестройный хор и так и эдак и уже собирался бросить это пустое занятие, выкинуть из своей души эту галдящую пустоту и очистительным спазмом вернуть хотя бы своей душе подлинное равновесие, когда странная и острая тема вторглась в эту разноголосицу и повела его душу за собой. Одинокая — как соло на трубе глухой ночью.

Харр дал этой теме войти в себя, постарался хотя бы недолгое мгновение жить одной с ней жизнью… И сразу оттолкнулся — резко, словно нырнул по ошибке в ледяную прорубь. Это не была душа человека. И это не была душа Брата. Чуждая, полная чужой — совсем ни на что не похожей тоски и странного, неземного страха и отчаяния душа…