Ночь с Ангелом

Тот второй Малыш; возник не из боли и судорог, не из крови и разрывающих душу животных криков, а из большого, нежного и пушистого облака. Какая-то мультипликация, да и только!..

И ведь не запищал, не заплакал, а только открыл широко большие голубые глаза и Кому-то очень доверчиво улыбнулся.

Невидимый Кто-то завернул конвертиком края свисающего воздушного, молочно-белого и, наверное, очень теплого облака и укутал в него голубоглазого Малыша.

Я видел… Я видел, как это уютное облако, превращенное в постельку для новорожденного, стало медленно и бережно уносить Малыша навстречу Солнцу…

Ах, какие у него были голубые глаза!

Даже сейчас, находясь в состоянии, близком к гипнотическому, не очень отдавая себе отчет в происходящем, я готов был поклясться, что эти голубые глаза я только совсем недавно где-то видел! Пусть это даже прозвучит фантастически, но, как мне кажется, я видел их у человека совершенно взрос…

— Так это были вы, Ангел?! — потрясенно спросил я, с трудом выскребаясь из своего «просмотрового зала».

— Узнали? — удивился Ангел. — Странно. Столько лет…

— Глаза…

— Да, глаза действительно с возрастом не меняются.

— Послушайте, так вы, оказывается, на свет Божий появились вместе с этим Толиком-Натанчиком?!

— Конечно. Вы это тоже поняли? Мне кажется, что я об этом не упоминал.

— Нет, но я это сообразил просто как профессионал. Не обязательно так уж все и досказывать. Чутье-то у меня хоть какое-то осталось!.. Слава Богу, сорок лет в кино оттрубил.

— Приятно иметь дело с профи, — с удовольствием сказал Ангел. — Не перевариваю дилетантизм. Вы знаете, Владим Владимыч, с этим Толиком-Натанчиком мы вообще одно время шли почти параллельно: он в три годика пошел в детский сад, а меня в это же время направили в Амуро-Купидонскую младшую группу. Он семи лет поступил в первый класс, и меня в семь зачислили на подготовительное отделение средней Школы Ангелов-Хранителей… В отличие от своего старшего брата Леши Натанчик сразу же стал заниматься спортом. К его одиннадцати годам с ним боялись связываться четырнадцатилетние мальчишки… Кстати, в то время я тоже уже достаточно неплохо летал и стрелял из лука! Наши с ним пути разошлись тогда, когда нам исполнилось двенадцать лет. Если мне не изменяет память, это было в восемьдесят третьем. Толик попал в колонию для малолетних преступников, а меня в это же время отправили за границу на школьно-производственную практику — помочь его старшему брату Леше Самошникову…

— Как все чудовищно переплелось! — грустно вздохнул я.

Почему-то мне действительно стало жаль этих людей, история которых поначалу не показалась мне интересной.

— Ох, Владимир Владимирович, если бы вы знали, какие кошмарные события обрушились в тот год на Лифшицев и Самошниковых! Даже в мою незрелую голову двенадцатилетнего Ангела-подростка вползла крамольная мыслишка: а так ли уж все Люди на Земле находятся под неусыпным покровительством Всевышнего? Хотелось крикнуть — а этих-то за что?!! И только с Лешей Самошниковым ситуация, по современно-эмигрантским понятиям, на первый взгляд показалась рядовой и примитивной. В срочном порядке командировать туда взрослого, дипломированного Ангела-Хранителя было все равно что стрелять из пушки по воробьям. Поэтому послали меня, в качестве практиканта. Естественно, с последующим зачетом по Наземной практике и переходом в очередной класс нашей ШАХи…

— Куда?! — Мне показалось, что я ослышался.

— ШАХи, — повторил Ангел и пояснил: — Школы Ангелов-Хранителей.

— Так… И еще. Вы тут сказали фразу — «по современно-эмигрантским понятиям». При чем тут эмиграция? И почему вас отправили «за границу»?

— Но Лешка к тому времени уже эмигрировал! — досадливо произнес Ангел. — Вы этого разве не поняли?.

— Нет.

— О’кей, — примирительно сказал Ангел. — Значит, это моя вина. Дело в том, что Алексей Сергеевич Самошников, двадцати четырех лет от роду, будучи в составе труппы одного провинциального театрика, куда он был распределен сразу же после Театрального института, что на Моховой, поехал с шефскими спектаклями по частям Северо-Западной группы войск, расквартированных в Германии — тогда еще не объединенной…

— И дрыснул, — подсказал я.

— Почти, — согласился со мной Ангел. — Но…

— Погодите, погодите, Ангел! — взмолился я. — Давайте по порядку. И пожалуйста, начните с Толика-Натанчика. Во-первых, мне очень нравится это имясочетание, а во-вторых, с некоторых пор судьбы детей мне намного важнее, чем приключения взрослых.

И я с грустью подумал о том, что наша внучка Катя уже никогда не будет Ребенком…

Наверное, дети стали занимать мое внимание больше, чем взрослые, с тех пор когда я понял, что наша маленькая и любименькая Катька бурно взрослеет. И не так, как нам бы этого хотелось.

Еще совсем недавно, несколько лет тому назад, когда Катьке было десять — двенадцать, между нами пролегала всего лишь обычная, неглубокая и совершенно естественная канавка, полная извечных возрастных взаимных непониманий, обид и радостных, исцелительных прощений.