Ночь с Ангелом

— Странно, правда? — где-то проговорил Ангел. — Свиньи — основной немецкий продукт и весьма уважаемое в Германии животное; собаки — самые обожаемые существа в немецких домах, а совершенно алогичное соединение этих двух симпатичных слов — оскорбительное ругательство!

Обруч, сжимавший мою голову, распался, а потом и вовсе исчез, унося с собою боль из затылка и пугающий гулкий стук моего старого сердца.

— Так лучше? — услышал я голос Ангела.

— Да. — Я открыл глаза. — Но времени терять мы не имеем права, Ангел! Там такое может случиться…

— Нет, — сказал Ангел. — Уже не может. Я это предусмотрел еще тогда — в То Время. По-моему, для двенадцатилетнего начинающего Ангела, по существу — всего лишь практиканта Школы Ангелов-Хранителей, я сотворил тогда очень занятный трюк, пытаясь найти деньги для Лешки! Правда, на эту неординарную мысль меня навела одна фраза, сказанная ночью миссис Лори Тейлор. И тем не менее я и по сей день мог бы гордиться идеей, которая в То Время пришла в мою мальчишечью голову…

Ангел помолчал. Потом нехотя добавил:

— И если бы не последующие события… Вам рассказать или вы сами досмотрите?

— Сам досмотрю, — обиженно буркнул я.

Не скрою, я был слегка огорчен тем, что мой искренний порыв не нашел в этой истории применения и как-то сам по себе ушел в песок.

— Не сердитесь, — мягко сказал мне Ангел. — Смотрите. Не буду вам мешать…

… На следующий день после возвращения из Бонна и грустных посиделок в «Околице», теплым вечером девятого августа, на пороге Лешкиной квартиры неожиданно возник Гриша Гаврилиди с бутылкой дешевого полусладкого венгерского вина с нежным немецким названием «Медхентраубе», что означало «Девичий виноград»!

— Чтоб я так жил, Леха, как я наконец понял, что такое родина и Советский Союз! — невесело провозгласил Гриша, продираясь сквозь узенькую кухоньку к небольшому столику с двумя табуретками. — Я тебе не наливаю, да?

— Ну почему же? — спокойно возразил Лешка и поставил на стол сыр, помидоры и булочки. — Полстаканчика и немного водички туда — ничего страшного. С такого коктейля не загуляю.

Выпили, закусили. Гриша налил себе еще. Лешка отставил свой стакан в сторону, накрыл его ладонью.

— Уважаю, — отметил Гриша. — Так вот, Лешенька, я тебе скажу, «с чего начинается Родина»! Таки не «с картинки в твоем букваре»! А с той секунды, когда ты звунишь…

— Звонишь, — поправил его Лешка.

— Нехай, «звон ишь»… А тогда, когда ты звон ишь соседке в дверь и говоришь: «Марь Ванна…» Или: «Софья Соломоновна! Магазин уже закрыт, а мне пара яиц нужна как воздух! Завтра верну три — с процентами…» Ну, так она, как полагается, над тобой пошутит, что мужик без яиц — вообще не мужик, но она таки даст тебе эти яйцы!.. И тебе сразу становится радостно, что вокруг тебя такие веселые и хорошие люди… Вот это я понимаю — Союз! Это — Родина, таки с большой буквы!..

— Очень тонкое наблюдение, — улыбнулся Лешка.

Гаврилиди моментально вздыбил шерсть на загривке, опрокинул стакан «Медхентраубе» в глотку и заорал с нарочитыми «одессизмами» в голосе:

— А шо такое?! Нет, вы посмотрите! Или я не прав?! Он еще лыбится!.. Шо я делал весь этот блядский день, прежде чем пришел сюда с бутылкой? Я, как последняя дворовая Жучка, весь город обегал в поисках денег под любые гарантии!..

— Ах, Гришенька, — вздохнул Лешка, — какие мы с тобой можем дать гарантии?

— О! — воскликнул Гриша Гаврилиди. — Это ж можно просто с дерева упасть — мне все отвечали твоими же словами! Я уже просил не десять тысяч, а хотя бы пять… Я придумал, что возьмем пять, поедем в Бонн, отдадим их этому посольскому крокодилу, а про вторую половину скажем: от когда у нас будут все документы на руках, тогда он и вторую пятеру получит. С понтом — мы таки боимся за свои бабки. А как только он нам все ксивы на твой отъезд замостырит — мы будем его видеть в гробу и в белых тапочках! Пусть попробует кому-нибудь на нас пожаловаться!.. Как я придумал? Детектив, бля!

— Гениально, — очень серьезно сказал Лешка. — Агата Кристи от зависти может утопиться в собственной ванне, а братья Вайнеры будут рыдать друг у друга на плече, завистливо приговаривая: «Ах, этот Гаврилиди! Как обошел нас, мерзавец… Как сюжет закрутил, сукин кот! Обалдеть можно!»

— Но пяти тысяч я тоже не достал, — упавшим голосом виновато признался Гриша.

— Я это понял, когда ты стал мне объяснять, «с чего начинается Родина», — спокойно сказал Лешка. — Рад за старуху Кристи и ребят Вайнеров. Ты не принесешь им творческих горестей. Нельзя бороться за счастье одного человека, одновременно доставляя массу неприятностей и неудобств всем остальным…

И подумал Лешка — хорошо бы Гриша ушел пораньше.

Потому что, если сегодня, девятого августа, он, Лешка Самошников, до полуночи не сделает ЭТОГО, потом у него просто может не хватить на ЭТО смелости…

— Послушай, «великий комбинатор», — сказал Лешка, — тут остались кое-какие денежки, которые Лори ссудила нам на дорогу. Сто семьдесят марок. Вот — сто, вот — пятьдесят и двадцатничек… Она в понедельник вернется из Испании, так ты поблагодари ее и отдай их ей.