Ночь с Ангелом

А вот что за письмо пришло ему — Лешке было наплевать.

К десяти часам вечера большие немецкие города уже спят.

Где-то еще что-то теплится — ночные клубы и клубики, редкие казино, бордели…

Какая-то суетня около «Хауптбанхофа» — Главного вокзала.

Но магазины уже закрыты, в кафе и ресторанчиках убирают испачканные скатерти со столов и тушат свечи…

На всех улицах и переулках дрыхнут автомобили, уткнувшись носами в попы друг другу…

В окнах домов почти нигде уже не видно света — спят мифически «правильные» и «праведные» немцы. Спят…

В одиннадцать исчезают запоздалые прохожие.

Без четверти двенадцать еще может промчаться по городу старый, вдрызг изъезженный «порше» с опущенными боковыми стеклами.

В этой в прошлом самой дорогой, а сейчас — копеечной машине будут сидеть гордые и глуповатые молодые турецкие люди, а из автомобильных динамиков во всю их многоваттную мощь в спящее немецкое небо будут нестись душераздирающие по занудливости очень восточные мелодии.

И старик «порше», и вопящие в ночи турецкие гордецы, и разрушительные звуки, взрывающие сны добропорядочных немцев, — это не разгульное, бьющее через край веселье, а всего лишь унылая и хамская демонстрация восточного презрения к приютившей их западной стране…

И еще: если через какой-нибудь немецкий город будет протекать хоть какая-нибудь речка, а через речку ляжет несколько мостов, соединяющих половинки города, один из них тщеславные жители этого города обязательно назовут «Кайзер-брюкке». Что будет означать — «Королевский мост».

Ну, точно так же, как в Советском Союзе не было городка без улицы Ленина или большого города — без Ленинского проспекта…

Вот именно посередине такого Кайзер-брюкке по-русски поздним вечером, а по немецким понятиям — глубокой ночью, без четверти двенадцать, девятого августа стоял очень-очень одинокий Леша Самошников, еще совсем недавно молодой, талантливый драматический актер, на которого когда-то, говорят, сам Товстоногов глаз положил, а Равенских специально заезжал в Псков — посмотреть, как Алексей Самошников играет горьковского Ваську Пепла.

А вокруг Лешки стояли: его мама Фирочка Самошникова, папа Сергей Алексеевич, бабушка Любовь Абрамовна, младший братишка Толик-Натанчик, почему-то в наручниках и ножных кандалах, мертвый дедушка Натан Моисеевич при всех своих орденах и медалях и покойный дядя Ваня Лепехин…

Ах, как они, и живые и мертвые, плакали, как умоляли Лешку не делать ЭТОГО, как упрашивали подождать хоть немного, в надежде на…

…вот только на что они с Лешкой могли бы надеяться — никто из них не знал.

Лешка горько плакал вместе с ними, отчетливо понимая, что все это наваждение всего лишь его предсмертный бред — что-то вроде прощальной картины последнего акта. И нету на этом мосту вокруг него никого из близких, ни живых, ни мертвых. И стоит он здесь один-одинешенек, и надежды у него нет никакой…

Он прижался грудью к прогретому за день теплому каменному ограждению моста, чуть перегнулся вперед, посмотрел вниз, стараясь разглядеть черную тихую воду вялой городской реки, а воды-то и не увидел.

Не к месту и не ко времени в глазах Лешки вдруг возникла недавно виденная телевизионная хроника — залитый светом нью-йоркский ночной Манхэттен. А в мозгу, уж совсем некстати, просквозила склочная мыслишка — как плохо и патологически экономно освещены немецкие города! Поярче был бы этот фонарь, под которым стоит сейчас Лешка, можно было бы и воду внизу разглядеть. А так неизвестно — есть она там или нет… Может быть, я сейчас туда брошусь и не утону, а только разобьюсь…

Господи?.. Да какая разница?! О чем это я?!

Лешка решительно выпрямился и неожиданно увидел некое движение с левой и правой набережных к середине моста.

С левой на мост медленно въезжала полицейская патрульная машина, сверкая синими проблесковыми мигалками, а с правой к Лешке мчался какой-то мальчишка, истошно вопя на бегу:

— Вечерние новости! «Абендвельт»!!! «Абендвельт»!.. Последние вечерние новости! Только в «Абендвельте» последние новости!..

Причем мальчишка явно старался опередить полицейский автомобиль и первым доскакать до Лешки! Наверное, он видел в Лешке своего единственного и последнего покупателя.

«Странно… — подумал Лешка. — Я и не знал, что здесь есть мальчишки-газетчики…»

На мгновение ему показалось, что маленький продавец вечерних газет не бежит к нему, а слегка летит в нескольких сантиметрах от поверхности моста. Причудится же такое!

Но больше всего Лешку беспокоила полицейская машина.

Не хватает еще, чтобы его спасала полиция! Или просто забрала бы его в участок. Что вполне вероятно: ночь, иностранец, почти не говорящий по-немецки, документов нету… Пока установят личность, пока все выяснят, пока отпустят, а там и решение расстаться с жизнью одним махом испарится, сменится унизительной трусостью и…

Маленький продавец вечерних газет неожиданно оказался совсем рядом. Наверное, Лешка слишком засмотрелся на приближающуюся полицейскую машину.

Этот голубоглазый и светловолосый мальчишка лет двенадцати-тринадцати с рюкзачком за спиной даже не запыхался!