Ночь с Ангелом

— Почти, — честно признался я. — Значит, если какая-нибудь кобыла Дунька, которую никто в расчет и не принимал, вдруг неожиданно для всех обойдет фаворитов этого забега, то сумасшедший тип, который сдуру поставил на эту Дуньку, получит огромную сумму денег?

— Совершенно верно! — воскликнул Ангел. — И наоборот: все поставили на какого-нибудь элитарного жеребца Молодца, тот пришел, конечно, первым, и каждый поставивший на него получает копейки… Хорошо, если при своих останется. Уяснили?

— Более чем.

— Вообще-то бега — это, как сейчас помню, поразительное зрелище!.. Ваш коллега и тезка Владимир Владимирович Набоков когда-то сказал: «Если бы к нам прилетели инопланетяне, они решили бы, что Земля — планета деревьев и лошадей, потому что не встретили бы здесь ничего красивее»…

— Батюшки светы! — воскликнул я. — Как вы образованны, Ангел! С ума сойти…

И по привычке подумал: «Вот такого бы парня нашей Катьке!..»

Но тут же задавил в себе эту шкурническую мыслишку. Вспомнил, старый дурак, что Ангел вот сейчас прочтет это мое невысказанное и я буду себя чувствовать полным идиотом! Не хватает мне еще на старости лет заниматься «этими» Катькиными делами!..

Однако Ангел был не только хорошо образован, но и превосходно воспитан. Ни словом, ни жестом он не дал мне понять, что просек мой дурацкий внутренний всплеск. И я слегка успокоился.

— Так как же прошел первый заезд? — спросил я.

— Первому заезду предшествовало много событий, — ответил Ангел. — Лешка и Гриша специально приехали на ипподром почти за час до начала бегов, или, как их там называли, — «рысистых испытаний». На этом настоял осторожный и расчетливый Гриша. «Чтобы понять, с чем это кушают», — сказал он. Лешка молчал. Еще не вышедшая и не напечатанная газетка уже со вчерашнего вечера лежала у него под рубашкой на груди, изредка предательски шелестела при Лешкиных движениях, щекотала Лешку и сообщала ему нервную дрожь, которая, не скрою, передавалась и мне. И хотя я — то был совершенно уверен в успехе дела, нервничал я чудовищно… У меня просто кончики крыльев тряслись от волнения! Гриша усадил Лешку на дешевые места, а сам умчался куда-то. Куда — я понятия не имел. Не скрою, в тот день на Гришу Гаврилиди мне было наплевать. Мне важны были Лешкино спокойствие и удача, которые, как мне казалось, я достаточно подстраховал, сотворив вчера сегодняшнюю газету с перечнем победителей всех десяти заездов. Вы согласны?

— Безусловно! — горячо согласился я с Ангелом.

— В конце концов, Владим Владимыч, я был послан Вниз Ученым Советом Школы Ангелов-Хранителей на практику именно к Алексею Самошникову, и здесь, Внизу, я отвечал за него уже перед всем Небом, перед Самим Господом и в первую очередь — перед самим собой! Потому что привязался к нему, как мне тогда казалось, на веки вечные. Когда же до первого забега, до первого удара в колокол оставалось минут двадцать, прибежал запыхавшийся Гриша Гаврилиди, принес Лешке картонную тарелочку с ужасно аппетитной жареной колбаской и кетчупом, а в бумажном стаканчике вполне приличный кофе.

С собой Гриша привел странного человека лет пятидесяти пяти. Человек был одет в сильно поношенный синий клубный пиджак с тусклыми «золотыми» пуговицами, в серые старенькие, но тщательно отглаженные брюки, не очень свежую рубашку с желтеньким галстуком-бабочкой, а на ногах у него были почти новенькие кроссовки фирмы «Фила». Без носков.

— Знакомься, Леха, — радостно сказал Гриша. — Это Виталий Арутюнович Бойко. Можно просто Арутюныч. Уже девять лет здесь кантуется. С Москвы.

— Из Москвы… — в тысячный раз поправил его Лешка.

— Нехай «из». А это, Арутюныч, заслуженный артист РэСэФэСэРэ Алексей Самошников.

— Как же, как же! — восторженно соврал Арутюныч и протянул Лешке руку. — Очень, очень наслышан!.. Когда-то это был мой мир — ипподром на Беговой, Михал Михалыч Яншин, Крючков Николай Афанасьевич, Ванечка Переверзев!..

— Никакой я не «заслуженный», — смутился Лешка. — Здравствуйте.

— Леха, — зашептал Гриша, таинственно оглядываясь по сторонам, — у этого Арутюныча здесь все схвачено!.. Всякие там жокеи, наездники, тренеры, конюхи… Он здесь свой человек и с этого живет! Мы счас врезали по пивку, я угощал, у него мелких не было, так с им все здоровкались, я не знаю как! А один хмырь сказал: «Арутюныч — легенда ипподрома…» Чуешь?! Он согласился нам помогать… То есть наводить на «верняк»! Он нам будет говорить, на кого ставить. И всего за пять процентов…

Арутюныч откашлялся, выпятил свою грудку, красиво наклонил голову:

— Я, если позволите, Алексей… Виноват, как по батюшке?

— Просто — Леша.

— Я, если позволите, Лешенька, легенда не только этого ипподрома, но и московского, — скромно расширил границы своей популярности Арутюныч «с Москвы». — Меня сам Тимофеев боялся!..

Тут Гриша стал выгребать из карманов кучу разных разноцветных красивых бумажек и буклетов.