- Никки! - повторяю я, осторожно входя в комнату, так и не дождавшись приглашения. Брат даже не поворачивает ко мне головы. Он занят - распаковывает огромную гору подарков в ярких цветных обертках. Его движения быстрые и резкие, он рвет красивую бумагу не глядя, без жадного предвкушения. Я тихо сажусь рядом - знаю, что мне нельзя трогать вещи брата без разрешения. Молча слежу глазами за ошметками подарочной бумаги, взлетающими в воздух и опадающими мертвыми листьями на ковер.
Наконец брат поворачивается ко мне:
- Зачем ты пришел? - спрашивает с непонятной злостью. - Для тебя тут ничего нет! Это все мое!
А я это знаю и так. Я уже получил свой подарок - плюшевую обезьянку. Я назвал ее как маму - Олей. Мне хочется представлять, что хотя бы так мама будет со мной рядом.
Но Никки совсем не понимает, что главный подарок для меня - это то, что они просто приехали.
- Я просто хотел тебя увидеть, - признаюсь негромко. - Думал, мы сможем вместе поиграть…
Брат тут же вскакивает на ноги. Прижимает к себе коробки с подарками и кричит:
- Ты не будешь трогать мои игрушки! Уходи!
Я смотрю на него с непониманием:
- Никки, но я вовсе не хотел…
- Алекс! - раздается рядом голос мамы и она рывком поднимает меня за руку с пола и тащит прочь из комнаты брата.
- Мама, я не хотел… - начинаю я говорить, но она меня не слушает. Произносит строго:
- Алекс, ты же знаешь, что нельзя отвлекать брата!
- Я просто хотел с ним поиграть…
- Ты не должен этого делать! Сам знаешь, что отец этого не одобряет. Никита - старший в семье и у него совсем другие задачи. Он много учится, чтобы унаследовать папино дело.
Я молчу. Слышу все это не в первый раз, но почему-то мне все еще обидно. Но я не плачу. Мама не разрешает мне плакать. Я не хочу огорчать маму.
И все же наружу как-то само собой вырывается:
- Ты не любишь меня, мамочка?
Ее лицо становится хмурым, раздраженным. Я никогда не видел, чтобы другие мамы так смотрели на своих детей.
- Не спрашивай глупости! - говорит она и подталкивает меня в сторону моей комнаты. - Иди к няне, я должна побыть с Никитой.
И я иду. Тихо вхожу в спальню, зная, что старая няня задремала в кресле. Прижимаю к себе обезьянку и шепчу:
- А у меня сегодня день рождения, Оля…
Картинка исчезает, затухает, и снова вспыхивает, словно невидимая рука перемотала кинопленку. Я делаю судорожный вдох, будто выныриваю на поверхность из пучины океана, едва меня не заглотившего. И вижу все ту же картину - я стою перед комнатой брата, занося кулак над дверью, чтобы постучать.
Мне уже двадцать три года. Прошло столько времени, а ничего не изменилось - для меня по-прежнему закрыт вход к самому родному человеку. И я не понимаю, почему.
Я давно отпустил эту ситуацию с родителями. Я не пытаюсь разобраться, почему практически не существую для них. Я вычеркнул их из своей жизни также, как и они - меня. Но мне все еще хочется верить, что брат впустит меня. В эту вечно закрытую дверь.
Ведь сегодня очень важный для меня день. Важный настолько, что я чувствую потребность этим с кем-то поделиться.
- Ник! - стучу я по безучастному дереву.
По ту сторону двери вместо ответа раздается только какая-то возня. Какого черта? Я знаю, что он дома и не собираюсь снова уходить ни с чем!
- Ник! - стучу громче и наконец через несколько секунд ожидания появляется брат, облаченный лишь в одну простыню, обмотанную вокруг бедер.
- Да что тебе надо?! - набрасывается он на меня раздраженно.
Я, впрочем, уже и сам понимаю, что пришел весьма невовремя. Поэтому быстро говорю:
- Извини. Просто это очень важно, а дома тебя застать довольно трудно…
- Да потому что я, в отличие от тебя, очень занят! Отец доверяет мне семейное дело!
Я не нуждаюсь в лишних напоминаниях о том, что мне рядом с отцом места нет. Но Ник, кажется, буквально упивается этим фактом. Но думать об этой ерунде я сейчас не хочу.
- Я просто хотел пригласить тебя на ужин. Дело в том, что я… женюсь, Ник. Я надеялся познакомить тебя с Ликой.
- Вот как? - на лице брата наконец проскальзывает интерес. Мне не нравится выражение его лица сейчас, но я не могу объяснить себе, почему.
- Что ж, я приду, - добавляет Ник с улыбкой, от которой меня буквально передергивает. - Сообщи моей секретарше, где и когда.
Он исчезает, громко хлопая за собой дверью и вместе с этим все вокруг меня гаснет. Остается только тупая боль, зарождающаяся где-то в голове и постепенно разбегающаяся по всему телу.
Прежде, чем я с головой погружаюсь в волны алчущего моей плоти океана, проскакивает странная мысль - разве после смерти бывает больно?..
Часть 18. Мира
Дедуля ушел выгуливать собаку, и это должно было затянуться минимум на пару часов. Я же сидела на балконе, вертела в руках телефон и думала о том, не позвонить ли Никите и не спросить сможет ли он приехать, чтобы поговорить.