Ночь с четверга на пятницу

В любом случае она, Люба Жестерова, ничего об этом не знает. Мирон давно бросил её. В последнее время перестал даже звонить, спрашивать, как дела, не намечается ли свадьба с охранником из автосервиса. «Я тебе подарок пришлю», — каким-то особенным, зловещим голосом пообещал Мирон и никак не желал объяснять, что имеет в виду. Вот, значит, каков его подарочек! Свадьбы с Бушуевым не получилось, а презент налицо…

— Откройте! — Любаша, как безумная, заколотила кулаками в дверь. О том, чтобы подойти к гробу, взглянуть в лицо Мирону, не было и речи. Ужас овладел всем существом массажистки. — Откройте немедленно, или я сама сейчас умру! Зачем меня привезли сюда?! Спасите! Пожалуйста!

Но вокруг было тихо, только слегка потрескивали пять свечей — по четырём углам гроба и одна — в сложенных на груди руках покойного. Внезапно Любу осенила догадка — а вдруг это муляж, розыгрыш? Сейчас из воска или другого материала могут сделать точную копию человека — не отличишь! С Мироши станется, такой на всё способен. Тем более что сейчас идут Святки, и люди прикалываются, как умеют.

А что, если подойти и потрогать? Одним пальчиком коснуться лба и сразу отдёрнуть. Вот ведь делать людям нечего! Весь дом убрали так, будто кто-то действительно умер. Но тогда причём здесь Любаша?

Девушка на цыпочках приблизилась к покрытому чёрным крепом столу и при колеблющемся свете свечей склонилась над утопающим в белых кружевах телом. Такие знакомые тонкопалые руки неподвижно лежали на белом атласе. Любаша нагнулась пониже и заметила, что правый висок Мирона будто бы замазан гипсом, и лицо с той стороны слишком уж загримировано. Здесь, у гроба, сладковато пахло цветами, косметикой, хвоей и ещё чем-то неуловимым, муторным, нагоняющим дурноту и ужас. Нет, это не кукла! Это он, Мирон… то есть его тело…

Люба всё-таки протянула руку, кончиком указательного пальца дотронулась до ледяного, совсем не резинового лба. И снова бросилась к двери — застучала, закричала, понимая, что всё напрасно, и никогда ей отсюда не выйти. И впервые подумала, что сдуру поехала покорять Москву, шла на позор и риск. Давно перестала считать тех, с кем спала. Готова была числиться вещью, рабыней, игрушкой. И всё ради того, чтобы оказаться святочным вечером на этой жуткой вилле?..

— Откройте, прошу вас, милые, дорогие, пожалейте! Что вам надо от меня?! Я не виновата! Я ничего не знаю! Я никаким боком в этом не замешана, поверьте! Ну, спросите меня о чём-нибудь? Хоть словечко! Я всё-всё расскажу, что знаю, только откройте двери! Я понятия не имела, что он умер… Только сейчас, когда увидела!.. Не поверила даже!..

Вдруг Любаша почувствовала, что её слушают, и оглянулась. Пока она, вопя и плача, умоляла сжалиться, обстановка в комнате неуловимо изменилась. Теперь пленница была готова обрадоваться даже палачу с топором, лишь бы не оставаться тут одной… с ним…

— Не кричите при мёртвом. Грех.

Высокий стройный мужчина в форме милицейского генерала вышел из-за другой двери, которую Люба с перепугу не заметила.

— Давайте познакомимся, Любовь Михайловна.

Девушка шарахнулась к запертой двери, замерла с широко раскрытым ртом, не зная, куда бежать от внезапно появившегося человека с холёными усиками на красивом надменном лице. Она плохо соображала, что ей говорит генерал. Опираясь ладонями на стену, она скользила в угол, подальше от гроба и от живого, мечтая сделаться невидимой.

Генерал, пожав плечами, поддёрнул брюки с лампасами и сел в кресло у окна. Там стояли венки и корзины с цветами.

— Я — Кирилл Григорьевич, отец Мирона, — всё так же спокойно, словно не замечая состояния пленницы, продолжал он. — Поскольку вы некоторое время были подружкой сына, слышали обо мне. Идите сюда, присядьте! — Генерал указал на пустое кресло. — Неужели вы не хотите проститься с человеком, который застрелился из-за вас?

Эти слова Любаша восприняла, как мощный удар током. Она даже подпрыгнула, потом вся затряслась, а глаза её остекленели.

— Застрелился?..

Язык плохо слушался, но Любе всё же удалось произнести это дикое слово. Вот почему на виске грим — маскировали рану! И скулу пулей разворотило так, что пришлось наскоро слепить новую! Но почему её обвиняют в этом? Когда они виделись с Мироном в последний раз? Несколько месяцев назад, после аварии. И что Люба могла сделать такого, чтобы Мирон покончил с собой?

— Застрелился… — повторила она уже более уверенно. — Но причём здесь я? — Помолчав, она добавила: — Примите мои соболезнования…

— Благодарю. Слишком часто приходиться мне слышать эти слова за последнее время. Думаю, Мирон рассказывал вам о Мальвине, своей сестре. Теперь у меня нет детей, а совсем недавно было двое.

Кирилл поднялся, подошёл к Любе, галантно взял её за локоть и повёл к креслу.

— Садитесь! Да не дрожите так — мёртвые не кусаются! Живых надо бояться.

Генерал голосом выделил последнюю фразу. И Любаша поняла, что должна бояться его.