Ночь с Марией

Жилые помещения роты состояли из анфилады нескольких больших комнат, вся жизнь проходила на виду друг у друга. Практика на младших курсах тоже проходила совместно. На двух учебных баркентинах – «Капелла» и «Вега» мы ютились в тесных кубриках, ставили паруса на высоте двадцати метров без малейшей страховки, драили до зеркального блеска многочисленные медяшки, несли вахты, управляли здоровенным штурвалом, личные качества каждого становились еще более очевидными. Не выдержав нагрузок, процентов двадцать курсантов роты отсеялись.

На старших курсах последовали практики на судах загранплавания, и ситуация кардинально поменялась. Попасть за границу, хоть одним глазом заглянуть за железный занавес в советское время хотелось всем и каждому. В реалии этой привилегии удостаивались считанные единицы: спортсмены, артисты, работники посольств. И моряки торгового флота.

За несколько месяцев до распределения на практику нам раздали анкеты для оформления морских виз. Количество вопросов в анкетах поражало воображение. Визовый отдел интересовали не только номера детского сада 17–19 летних претендентов на визы, но и мельчайшие подробности биографии родителей и даже бабушек с дедушками. Заполнение анкет растянулось на несколько недель, полузаполненные листы опросников валялись повсюду.

Однажды, занимаясь уборкой помещений на очередном дежурстве, я вытащил несколько таких листов из-под койки, чтобы положить их на ближайшую тумбочку, и глаза невольно выхватили из текста слова: «отец – осужден как враг народа». В кубрике было пусто. Читать чужие записи без ведома их владельца, конечно, нехорошо, но ведь анкета как раз и предназначена для чужих глаз… Оправдание для себя отыскать можно всегда. Я не удержался и прочитал перечень статей, по которым отец моего соседа по кубрику, Александра А., был приговорен к десяти или пятнадцати годам лагерей за сотрудничество с фашистами. Схожая статья оказалась и у матери Александра, только срок ей достался поменьше, кажется, лет восемь. Очевидно, где-то там, в сибирских лагерях родители Александра и нашли друг друга. Я спрятал анкету под подушку Александра и о своей находке никогда и никому не рассказывал.

Разумеется, с такой биографией родителей о морской визе можно было и не мечтать. На третьем курсе нам стало ясно, что детям родителей с какими-либо закавыками в биографии, а также детдомовцам или тем, у кого к данному моменту родителей не осталось, виза не светит. Если тебя выпускают за границу, в стране должен остаться заложник – как минимум мать или жена с ребенком. Многие курсанты начали создавать собственные семьи. Кому-то это помогло, кому-то – нет. Максимум, на что могли рассчитывать неудачники – это место в порту на буксире или земснаряде…

Двадцать лет спустя после окончания нами училища Советский Союз распался, при оформлении виз уже никто больше не интересовался биографией родителей претендента или тем, есть ли у него в семье родной человек, которого можно оставить заложником. Но на флоте к этому моменту из нашего выпуска остались немногие. Кто-то из них стал капитанами, кто-то по непостижимой причине не реализовал свое образование и остался матросом. Железный занавес пал, и мореплавание потеряло ореол загадочности и исключительности. Большая часть выпускников нашла себе место на берегу. Но какие-то, очень редкие контакты мы между собой все же поддерживали. Поэтому я не очень удивился появлению в моем офисе того самого Александра, сына врагов народа. Пришел он в поисках работы. Мы разговорились. Оказалось, оставшись без визы, что практически исключало возможность какой-либо морской карьеры, Александр не сдался, получил еще одно образование, на этот раз юридическое, но и здесь помешала биография. Чем он только не занимался за прошедшие годы. Даже страусов разводил в родной Латвии. А потом уехал на заработки в Англию. Еще несколько лет спустя Александр купил автомобиль, дом-прицеп и вернулся на родину.

– По-моему, – сказал я, – теперь у тебя есть резон искать работу на серьезном уровне. Гражданин, с юридическим образованием, с зарубежным опытом, с прекрасным английским, достойным приличной должности возрастом, биографией…

Я чуть было не сказал «…биографией сына врагов советского народа, а стало быть почти политически репрессированный», но вовремя удержался. Мы вместе обсудили возможные варианты и остановились на конкурсной должности руководителя гражданского департамента недвижимости в министерстве обороны. На какой уровень сам себя спозиционируешь, на таком тебя и будут воспринимать.

– Верно! – оценил он мои доводы. – Спасибо тебе огромное за хороший совет, с меня страусиное яйцо.

Александр ушел и больше не давал о себе знать. Ну все, решил я, столько лет не виделись, теперь получил хорошую должность и поплыл себе по волнам молочной государственной реки среди кисельных берегов, чего старых товарищей вспоминать! Какие уж там яйца!