Ночь с Незнакомкой

Дима, смеясь, вытаскивает из рюкзака картонную упаковку.

– Джонни Кэш! – я забираю ее у него из рук, рассматривая. – Огонь!

– Потанцуем? – улыбается Дима, а я киваю, закусив губу.

Дима

Я вытираю пыль с граммофона, пока Ди шатается по дому. Наш диалог сейчас короткий и состоит в основном из ее восклицаний и моих ответов.

– Мольберт! А кто рисует?

– Дед, бывало, рисовал, и мама.

– Гитара! Ты играешь?

– Немного, давно не играл.

– Это что, настоящая фарфоровая статуэтка?

– Возможно, бабушка запрещала лазить туда без ее ведома.

– Тут настоящий старый телек! Он работает?

– Вряд ли. Дед хранил его для антуража.

И еще миллион подобных вопросов. Я отвечаю, аккуратно стирая пыль, и не могу не улыбаться. Такого восторга я когда-то ждал от Маринки. Когда мы первый раз приехали сюда, был уверен, она будет так же скакать по бабушкиному дому и восклицать. Но не случилось.

Вообще поездка вышла не очень тогда. Марина отчетливо скривилась, разглядывая дом, а бабушка такого стерпеть не могла. Для нее не было понятий богатый-бедный, она всегда ориентировалась на то, достойный человек или нет.

«В жизни всякое может случиться, – часто повторяла она. – Важно то, какой человек, а не то, что у него есть».

Когда мы остались наедине, бабушка сказала прямо, что выбор мой не одобряет. Тактичность ей была слабо свойственна, она предпочитала честность, что тоже вызывает уважение. Сказала, что рядом с Мариной я перестал светить. Вот так абстрактно, но все же… Все же это оказалось правдой. Я действительно перестал, только заметил это спустя много лет, а вот она разглядела сразу.

– Ты бы понравилась моей бабушке, – вырывается у меня, когда я беру в руки пластинку. Ди поворачивается, держа тонкую вязаную салфетку.

– Это же произведение искусства, – показывает мне. – Бабушка вязала?

Кажется, она даже не услышала, что я сказал. Может, и к лучшему. Киваю, аккуратно опуская иглу граммофона.

– Даже не знаю, работает ли он еще, – замечаю вслух, и в тот же момент раздается шипение, а потом через него прорывается знакомая мелодия.

– Огонь! – Ди взвизгивает, подпрыгивая на месте, я с улыбкой протягиваю ей руку.

Важно положив салфетку себе на голову, она сжимает мои пальцы своими. Мы начинаем медленно кружить в узком пространстве, Ди подпевает, а я говорю:

– Немного удивлен, что ты знаешь Джонни Кэша.

– А что, только тебе можно? Просто я люблю музыку. Не делю ее на время или жанры. Да, что-то устаревает, но от этого не становится хуже.

Она отстраняется, не отпуская моей руки, делает выпад назад, пируэт, я подхватываю ее и опускаю вниз. Салфетка падает с головы, мы выпрямляемся, смеясь.

– Теперь я понимаю, почему ты так рвался сюда, – замечает Ди, поднимая салфетку. Аккуратно положив ее на стол, продолжает исследовать дом. – Давно умерла бабушка?

– Не очень. Но в доме с тех пор никого не было.

– О, а это что? – слышу из соседней комнаты.

Заглянув внутрь, вижу, что Ди вытащила из-под кровати советский чемодан, внутри которого хранились дедушкины инструменты для вырезания по дереву.

– Это деда, – опускаюсь рядом с ней на пол. – Он делал разные вещицы на продажу в сезон.

– Например, это? – она достает недоделанный корабль. – Это же фантастика, Дим. Твой дед был очень талантливым.

– Если бы его не сгубил зеленый змий, – печально улыбаюсь я. – Здесь это дело частое, к сожалению. Хочешь взять что-нибудь себе?

– А можно? – у нее загораются глаза, я киваю.

– Конечно. Ему было бы приятно.

Ди долго копается в чемодане, рассматривая дедовы работы. Я успеваю пробежаться по вещам, а потом, выключив граммофон, надеваю запылившуюся кепку и беру гитару.

– Гоп-стоп, мы подошли из-за угла, – хриплю, стоя на пороге, Ди, увидев меня, начинает хохотать, подняв лицо к потолку.

– Боже, из тебя мог получиться прекрасный гопник! Надо еще папироску в зубы.

– Не в зубы, а между зубов, там, где выбито, – отставив гитару, спрашиваю: – Нашла что-нибудь?

– Да, – она встает, показывая мне маленький якорь с дырочкой для веревки. – И ещё кое-что. Для тебя.

Я вздергиваю бровь, она берет мою руку ладонью вверх и кладет на нее деревянный кулон в виде бегущей волны. Мы встречаемся с Ди взглядами, она по-прежнему держит мою руку в своей, и ее тепло приятно греет кожу.

– Почему волна? – спрашиваю ее.

– Ты похож на волну. Сначала кажется, что обойдется, а потом накрывает с головой.

Она продолжает смотреть, а у меня внезапно ползут по рукам мурашки. Я не знаю, что ответить, просто не нахожу слов. Сказанное Ди пролезает к самому сердцу, и его словно топит чем-то горячим.

– Спасибо, – произношу все-таки, она улыбается, мягко и как будто немного грустно, делает шаг назад и только потом отпускает мою руку. Я крепко сжимаю кулон, не пытаясь описать свои чувства. Все это одновременно правильно и совершенно неправильно.

– Сыграешь что-нибудь? – Ди протягивает мне гитару, я прячу кулон в карман. Мы садимся на кровать, застеленную потертым пледом. Настроив гитару, начинаю перебирать струны. Ди стучит ладонями в такт.

– Узнаешь? – спрашиваю я, она только улыбается, а потом начинает петь.