— Куда мы идем? — спросила она, едва поспевая за Гэвином.
— Ко мне.
Кристабель резко остановилась: — Послушайте, Берн…
— Сейчас самое время обсудить нашу тактику. У вас В комнате говорить об этом невозможно. Слишком близко от Стокли.
— А! — Да, это вполне разумно. Разве нет? Или она такстремится к собственной гибели, что готова верить всему, чтоон скажет?
Они миновали несколько пустых залов и наконец достигли дверей красивой комнаты, в которой темная полированная мебель со старинными бронзовыми украшениями создавала чисто мужскую атмосферу. Берн, очевидно, считался здесь весьма важным гостем, и слуги оказывали ему особое внимание. В камине горело ровное пламя, рядом с письменным столом стоял графин с бренди, а вазы были наполнены свежими цветами.
Но Берн не обратил на это никакого внимания. Он пропустил Кристабель в комнату, захлопнул за собой дверь и с мрачным видом проговорил:
— Я потерял, наверное, десять лет жизни, когда увидел вас в кабинете со Стокли. Я был уверен, что он застал вас за поисками.
— Я не так глупа, как вы думаете. Я сказала ему, что ищу книгу, и он мне поверил.
— Вы так думаете? — Берн подошел ближе. — Почему же тогда он вдруг захотел изменить условия пари? Он играет с вами, Кристабель…
— Если и так, я вполне могу справиться с ним.
— Вы всегда можете проткнуть его тем кинжалом, который я вам подарил, верно? — Голос Берна был полон сарказма.
— Если придется.
Берн запустил пальцы в волосы.
— Не придется, поймите вы это! Если вы будете заниматься поисками в то время, когда это безопасно.
— Это когда же?
— Когда гости уже спят, а горничные еще не встали.
— С четырех до пяти утра? Не говорите ерунды. Такими темпами нам придется вести поиски месяц.
— Тогда по крайней мере не делайте этого одна. Если нас застанут вдвоем, нам легче будет объяснить свое присутствие в неожиданном месте.
Кристабель подозрительно посмотрела на Гэвина:
— Вы просто хитрый прохвост, вот и все! Вы боитесь, что я найду письма, когда вас не будет рядом и у вас не окажется возможности сунуть в них нос. И не пытайтесь морочить мне голову всякими придуманными вами опасностями…
— Я не пытаюсь морочить вам голову! — Берн вплотную приблизился к Кристабель. — Что делал Стокли, когда вы остались с ним наедине? Он прикасался к вам, целовал вас?
— Да, он поцеловал меня, и все. Берн скрипнул зубами:
— В следующий раз, когда он застанет вас одну, он этим не ограничится, особенно теперь, когда вы намекнули ему, что, возможно, и сами не прочь.
Здесь он, может быть, прав.
— Значит, надо просто постараться, чтобы он не застал меня одну, — не сдавалась Кристабель.
— Когда вы спите всего в нескольких ярдах от него?! — почти выкрикнул Берн. — Он может зайти в вашу комнату в любое время дня и ночи!
— Я стану запирать дверь.
— Это же его дом, будь он проклят! Разумеется, у него есть все ключи.
— Тогда я… Я буду подпирать дверь стулом или…
— Вы будете спать здесь, вот и все, — решительно произнес Берн. — Вы будете спать со мной, и заниматься поисками со мной, и…
— А вы знаете, что говорите сейчас как ревнивый любовник? — тихо спросила Кристабель. — Вы сами-то себя слышите?
Берн на мгновение замер.
— Не болтайте ерунду. — Он опять нервно провел рукой по волосам. — Никогда в жизни я не ревновал ни одну женщину.
— Ну, значит, я ошиблась, — огрызнулась Кристабель. — А теперь, когда это установлено, могу я вернуться в свою комнату?
Кристабель успела даже открыть дверь, но Берн опять с силой захлопнул ее.
— Вы никуда не пойдете. Вы останетесь здесь, чтобы я мог присматривать за вами.
— С какой стати? — возмутилась Кристабель. — Назовите хоть одну причину, по которой я должна остаться.
— Потому что я хочу, чтобы вы остались.
— Это не…
Берн закрыл ей рот поцелуем, навалился всем телом, прижал к двери, не давая возможности вырваться. Но на сей раз Кристабель не ответила ему. На этот раз она хотела большего.
Он беспокоится и ревнует, что бы он там ни говорил, а это значит, что она небезразлична ему. Но сумеет ли она заставить Берна признаться, что его влечет к ней не только чувственность?
Почему-то Кристабель было очень важно услышать это. Понять, действительно ли за наружностью холодного и расчетливого циника скрывается обычный человек, способный чувствовать и страдать. Человек, у которого есть душа.
Словно почувствовав сдержанность Кристабель, Берн усилил свой натиск, пробежал губами по ее подбородку и шее, нашел застежку платья.
— Останься сегодня со мной, моя милая. — Языком он обвел контур ее уха, заставив Кристабель задрожать. — Останься здесь. Хватит этого дурацкого воздержания.
Его рука скользнула внутрь платья, пальцы нашли сосок, и все тело Кристабель устремилось ему навстречу, желая большего. Она с трудом подавила сладкий стон.
— Признайтесь, что ревновали сегодня, когда застали меня с лордом Стокли. Признайтесь, и я останусь.
Берн замер на мгновение, затем продолжил:
— Я не могу признаться в том, чего не было.
Его другая рука наконец справилась с застежкой, и платье соскользнуло с плеч Кристабель.