Ночь с убийцей

Я уже две недели веду танцы для подростков. Денег немного, но нам с Дарой хватало с лихвой. Ученики платили мне за каждый час, что было очень выгодно, и я даже отложила на несколько денег, чтобы снять квартиру получше. В старой пятиэтажке слишком много пьяниц и неблагополучных водилось. Тем более, я прекрасно понимала, что меня когда-нибудь отпустят на вольные хлеба. Не могут же вечно наблюдать и содержать.

Оставалось только гадать, мне помогают или придерживают до удачного времени?

Те тот ли враг, о котором говорил Кунай, всем заправляет?

Плохо мне стало посреди последнего урока. Так сильно, что от головокружения я чуть не ударилась головой в стену. Извинилась перед детьми, всех отпустила, а сама поплелась в уборную, едва различая в темени перед глазами коридор. Меня рвало, живот скручивало спазмами, а слабость накатила такая, что я еле устояла на ногах и не услышала, как дверь в туалет приоткрылась.

Когда я отползла от унитаза и, умываясь, опустила голову над раковиной, услышала шорох подошв за спиной. Как будто кто-то ко мне подкрадывался, кто-то тяжелый и крупный.

Жар полоснул по рукам и окатил низ живота волной ужаса. Я успела распахнуть глаза, но мне зажали рот и, развернув по оси, втолкнули в кабинку.



Глава 52. Кунай

Открыл глаза и с радостным сожалением понял, что ещё жив. Сердце стучало неровно, всё тело пронзала жуткая боль, а надо мной стоял мой враг и прожигал ненавидящим взглядом.

— Демоны тебя побери, — прошипел он, усаживаясь на стул. — Тварь живучая.

Я был согласен с каждым его словом, но отвечать не собирался. Враг не услышит от меня ни одного слова. Достаточно того, что я отдал себя в обмен на…

Дёрнулся, пытаясь подняться с кровати. Тело прострелили волны жуткой одуряющей боли, звякнули наручники, которыми я был прикован к кровати, слух резанул мой собственный стон.

— Живы они, — понимающе усмехнулся враг и покрутил в пальцах карандаш. — И даже не пострадали… почти. Да и ты, гадёныш, умудрился выжить, хоть и был похож на решето. И раз очнулся, у меня к тебе несколько вопросов.

Я откинулся на спину и, закрыв глаза, прислушался к боли. Она мне нравилась — доказывала, что я жив и иду на поправку. Все дни, которые я провёл в больничном изоляторе, сейчас казались мутным сном, я не смог отличить бред от реальности, но спрашивать врага, сколько я тут находился, не собирался.

Какая разница? Мои девочки живы, в безопасности. Это главное.

Мои девочки… Мысль о Владе и малышке отозвалась теплом в груди. Лишь потом я подумал о Тэкэре. То, что жена отошла для меня на второй план, оказалось настолько неприятным, что затмило боль от пуль. Нет, я не разлюбил мою женщину. Но что тогда? Мысли мешались, чувства терзали, я не смог разобраться, что и кто сейчас в моём сердце.

Слушая вопросы врага, я размышлял о том, что мучило меня. Разве можно любить двоих? Любить искренне, всей душой, но совершенно по-разному? Нет, это шутка демонов. Так не бывает… Но почему же тогда именно это я и чувствую?!

— Говорить ты не собираешься, — захлопнув папку, вздохнул враг. — Впрочем, я не удивлён.

— Может, на него надавить?

Новый голос прозвучал оттуда, куда я, прикованный к кровати, не смог бы посмотреть. Чужой, царапающий, неприятный. Я не знал этого человека, но по тону понимал, кто это. Как осознавал, как именно он может на меня «надавить». Лицемерие правосудия!

— На Куная?! — расхохотался мой враг так, что его прищуренные глаза цвета мёда влажно заблестели. Отсмеявшись, он поправил воротник на худой шее и хмыкнул: — Ты не видел, в каком состоянии он сюда поступил? Думаешь, этого парня можно испугать болью?

— Преступник был под действием стимулятора, — упрямо возразил второй. — Сейчас он слаб…

— Это слово никогда не относилось к этому человеку, — сухо перебил враг.

— Но его жена оказалась более сговорчивой, — в голосе того, кого я не видел, я услышал нечто, от чего захотелось выдрать его глотку, чтобы даже не говорил о моей Тэкэре! — Может, это… «попросить» её убедить мужа? При нём.

Я сжал челюсти до скрипа зубов, сдерживая оглушающую волну ярости, но, судя по тому, как побелело лицо моего врага, ему было многим хуже. О, я видел, что этот человек помнит каждый миг из того дня, когда его жену «просили» убедить его сотрудничать. При нём…

Второй осёкся, понимая, что зашёл туда, куда не следовало, но было уже поздно.

— П-шол вон!

Мой враг не простит ему этого высказывания. Слишком свежи воспоминания, очень уж тогда его потрепало. И жену. И детей. Гаду с грязным языком повезло, что я прикован, но должности сегодня он точно лишится. Как минимум.

— Что лыбишься? — жёстко спросил мой враг. Разумеется, для него не осталось загадкой, о чём я думаю. Как и для меня не были тайной его мысли. — Твоя жена действительно весьма… рьяно пожелала сотрудничать. И рассказала, что именно хотел от тебя Ингот.

Он поднялся и прошёлся от стены до стены, рассуждая: