Ночь Саммерсенда

Я касаюсь ее в этом месте. Прикасаюсь к ее запястью. От прикосновения к ее коже – холодной, немыслимо холодной – из моей груди вырывается низкий, неровный всхлип. Меня переполняют все те слова, что я хотел произнести с тех пор, как она ушла.

– Лета, – шепчу я. – Я жутко по тебе скучаю. Даже не уверен наверняка, что это происходит на самом деле. Но я…

Я замолкаю, когда свет становится туманным, и все превращается в сон. Лета берет меня за руку. Она не пытается снова заговорить. Ее ресницы опускаются, и одинокая слезинка скатывается по щеке. А потом она начинает растворяться в воздухе.

Я цепляюсь за нить между нами – связывающую наши с ней запястья – но все, что я ощущаю, это тени. Я пытаюсь притянуть ее в свои объятия, но она стала лишь дымкой и тлеющими угольками. Тусклая дымка, сменившаяся мерцанием свечей алтаря. Она ушла.

И вот я один в гостиной, а мои ладони прижаты к полу. Побежденный насмешкой смутных мыслей. Обо всех надеждах, которые когда-то возлагал на жизнь с Летой. О будущем, которое хотел ей предложить. О книгах, сложенных в стопки на библиотечных полках. Ее саде, пестрящем цветами. О нас, где мы лишь вдвоем в моей комнате, в лунном сиянии.

Затем меня пронзает острая боль, настолько сильная, что мои пальцы резко впиваются в запятнанные доски. Словно у меня есть когти. Дрожа, я сажусь обратно на пятки. Расшнуровываю рукава. По запястьям струится кровь. Шрамы в тех местах, где я бесчисленное количество раз пускал кровь для десятины, превратились в открытые раны. Моя кровь, она не красная. Она черная. И вокруг печати, которую Лета оставила на мне в тот день, когда я стал монстром, под моей кожей собрались тени.

Точно так же, как раньше, когда Гниль овладевала мной.

Я вопрошающе прикасаюсь к печати. Мы изгнали Гниль в том последнем, чудовищном, ритуале, когда Лета ушла в Нижний мир. Я видел, как исцелился берег. Чувствовал, как тьма покидает мое тело. А внутри меня, там, где некогда покоился монстр, оставалась лишь тишина.

Я исцелен. Я должен быть исцелен.

Я все еще смотрю на свое запястье, на печать и слишком темную кровь, когда в коридоре раздаются шаги. Там мерцает свет от свечи. Затем раздается тихий стук в дверь. Флоренс робко заходит в комнату. На ее плечи накинут платок, закрепленный резной деревянной застежкой.

Она смотрит на меня, потом на алтарь, и ее лицо приобретает серьезное выражение.

– Ты в порядке?

– Я… не уверен.

Она делает еще шаг мне навстречу. Ее брови приподнимаются, когда она замечает мои окровавленные запястья. Я начинаю опускать рукава, чтобы скрыть порезы. Но слишком поздно. Она уже увидела.

– Роуэн, что ты сделал? Ты ранил себя?

Невысказанное снова встает между нами. Я обхватываю другой ладонью свое запястье.

– Нет.

Она наблюдает за мной, ожидая, что я скажу больше. Но я и сам с трудом могу осмыслить то, что только что произошло, не говоря уже о попытках объяснить это. Молчание затягивается. Наконец я вздыхаю.

– В ящиках комода еще остались бинты.

Она ставит свою свечу у подножия алтаря. Заправляет прядь волос, выбившуюся из кос, которые она носит заплетенными параллельными рядами по бокам головы. Она подходит к столу у комода и выдвигает ящик. Коробочка с бинтами и банка медового бальзама Кловер по-прежнему внутри. Остались с тех пор, как я приходил сюда после десятины.

Я чувствую себя непривычно, опустошенно, наблюдая за тем, как она вынимает из ящика коробочку. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как я в последний раз ходил к озеру и ранил себя, отдавая кровь земле. Но воспоминание еще так живо в моем сознании.

Холодное скольжение тьмы. Гниль, поглощающая меня. Отравляющая магия, управляющая моей жизнью столько лет.

Флоренс опускается на пол рядом со мной. Удерживая коробочку на коленях, она открывает ее и достает содержимое. Льняной салфеткой она начинает очищать мои раны. Я с трудом заставляю себя не двигаться. Часть меня так сильно этого желает. Позволить ей позаботиться обо мне. Сидеть здесь и чувствовать мягкость ее прикосновений, когда она вытирает кровь с моих запястий.

Но меня начинает тошнить от сладковатого запаха мази. Все, о чем я могу думать в данный момент, это о ночи, когда Лета последовала за мной, когда я платил свою десятину. Потом мы вернулись сюда, и я рассказал ей о своей связи с проклятием на берегу. Это был первый раз в жизни, когда я поделился тайной. Я ожидал худшего… что это вызовет у нее отвращение, что она начнет меня бояться. Вместо этого она взяла меня за руку и пообещала последовать за мной во тьму.

Мою грудь сжимает, и с моих губ срывается сдавленный всхлип. Я стискиваю зубы от этого звука. Прежде чем Флоренс успевает среагировать, я вырываю у нее салфетку и жестом указываю на дверь.

– Я не нуждаюсь в твоей помощи. Можешь идти.

Секунду она колеблется. Я знаю, что она хочет потянуться ко мне. Она нервно теребит свои юбки, наблюдая за тем, как я заканчиваю очищать раны и перевязываю бинтами запястья. И тихонько спрашивает:

– Прежде чем я уйду, ты расскажешь мне, что случилось?