Айдар хотел спросить, что за мальчишка, уж не тот ли Ярико, братец, о котором в бреду говорила Велена, но отчего-то побоялся. Ольгерда он не видел долгих пятнадцать солнцеворотов и теперь явственно чувствовал, что тот изменился, возмужал, стал куда умнее и жёстче, и из мальчишки превратился в настоящего воина, который готов пойти на любую жертву ради того, чтобы достигнуть цель. А цель у них была теперь одна…
— Так зачем же ты пришёл?
Ольгерд всё время хмурился, ничто не выдавало ни его расположения, ни его возможной неприязни к собеседнику. И от этого его тяжёлого взора, суровости, некоторой холодности Айдару становилось не по себе.
— К тебе пришёл, — тихо произнёс он, и в наступившей тишине его слова прозвенели эхом под высокими деревянными сводами. — Примешь ли?
Ольгерд поднялся, и Айдар вскочил вослед за ним. На какое-то краткое мгновение ему почудилось, что стальные серые глаза князя сверкнули в рыжеватом отблеске свечи.
— Приму, ежели службу мне сослужишь… Реку на подходе сюда видал?
Айдар поспешно кивнул…
В деревеньке никто и не приметил отсутствия Айдара: хозяин крайнего двора был нелюдим, в отличие от супруги, ни с кем из соседей близко не сходился, о его жизни знали мало, и потому без него ничего не изменилось. К утру Велене стало лучше; жар постепенно спадал, она гораздо реже просила пить и проснулась посвежевшей и уже не такой бледной, как намедни. За жизнь её можно было не тревожиться более, и Надёжа, оставив ей в кувшине молока и в котелке — травяного отвара, велела в дом никого не впускать и ушла в деревню к соседке, которой уж давно обещала помочь пошить одёжу.
Велена скучала. Досадовала на себя, на свою слабость, на свою хворь, поначалу даже сердилась на Ярико за то, что он отослал её в чужую деревню, к чужим людям. Сейчас были бы вместе, может быть, даже нашли какую-либо руну… Наивно было так думать, однако более делать было нечего. Велена даже хотела взяться за вышивание, но в доме не отыскалось холстины, и тогда она, совсем огорчённая и подавленная вынужденным бездельем, вышла на двор.
После давешнего погода выдалась на удивление чудная. Солнце светило во всю, заливало золотом мокрый навес, высокий плетень, глиняные горшки, надетые на гладко обструганные брёвна. Песчаную дорожку к воротам размыло, и при свете дня блестели продолговатые тёмные лужи. Велена подстелила тряпицу, отыскавшуюся в сенях, села на поваленное бревно подле низкого столика и, запрокинув голову, прикрыла глаза. Солнце расцеловало её щёки ещё весною, и теперь кое-где на лице девушки красовались тёмные точечки-веснушки. В детстве она их не любила, а потом уж привыкла, и в тёплую, солнечную погоду они вспыхивали на носу и щеках с новой силою. Задумавшись и пригревшись под ласковыми лучами, Велена совсем забыла обо всём и встрепенулась только, услышав громкий оклик. Голос был мужской, незнакомый, но вовсе не суровый, казалось, даже наоборот — весёлый. Велена вскочила, оправила смявшийся подол сарафана, откинула волосы на спину и неожиданно встретилась взглядом с молодым парнем, облокотившимся обеими локтями на высокий плетень. Ранее Велена его не встречала; он был высокий, светловолосый, с чуть прищуренными тёмными глазами. Короткая светлая чёлка — несколько отрезанных прядей — падала на высокий, загорелый лоб, и от этого парень то и дело хмурился и сдувал её с лица. Некоторое время они молча друг на друга глядели, пока, наконец, парень не спросил обескураженно:
— Ты кто такая? А хозяева где?
— Айдар уехал давеча, — молвила девушка в ответ. — Надёжа ушла, обещалась за полдень воротиться. А меня Веленой звать. Я у них… вроде как… гостья, — она неловко улыбнулась, отчего на правую щёку промеж веснушек прыгнула очаровательная ямочка, и юноша не мог не улыбнуться в ответ.
— А я Всемир, кузнец здешний, — будто бы в доказательство слов своих, он приподнял связку подков, которую доселе держал в руке. — Принёс хозяину, как и обещался седмицу назад, а он, вишь ты, уехал… На двор пустишь?
Велена замялась, опустила взор. Надёжа никого не велела пускать-то… Так она и ответила нежданному гостю. Всемир снова усмехнулся.
— Да будет тебе, меня-то они знают, — он снова поднял руку, взъерошил свои светлые волосы, отчего подковы в связке глухо звякнули. Ещё раз поглядев на него с некоторым сомнением, Велена убрала засов и позволила Всемиру пройти.
Когда молодой кузнец вошёл на двор, Велена сразу поняла, что он сказывал ей правду. Будь он чужим человеком для хозяев, он бы вёл себя иначе; уж она знала. Но он просто прошёл к дому, сел на завалинку, положив свою связку подков на плотную холстину, и, сложив руки на коленях, заявил, что останется дожидаться хозяйку здесь. Велене делать было особенно нечего, и она, осторожно опустившись на тёплую завалинку подле него, сперва долго молчала и теребила в руках верхний край своей юбки, пока, наконец, Всемир не поинтересовался:
— Долго молчать-то станешь? Хоть бы отмолвила что…
— Что? — Велена резко обернулась от неожиданности и вдруг зарделась, ненароком столкнувшись с пристальным взором тёмных глаз молодого кузнеца.