– Я ведь только что объяснила, что ничего не изменилось… Чего же вам еще?
– То есть вы по-прежнему… То есть я вам… – Альберт досадливо сморщился. – Прямо не знаю, как сказать… Все слова какие-то дурацкие! Вы… вы хотели бы быть со мной?
– Быть с-с… вами… это к-как? – запинаясь, спросила Инна.
– Ну вот! Я же говорил, что все слова дурацкие! – Он в полном отчаянии и, волнуясь, как никогда в жизни, с трудом вытолкнул из себя следующий вопрос: – Вы… вы готовы полюбить меня, Инна…
– Я… я… и так… чего же вы еще от меня хотите? – Она сжалась в комок на сиденье его машины, не очень понимая, что происходит.
– Понимаете, я… В общем… Инна… вы поразили меня своей откровенностью, непосредственностью… Я и сам удивился тому, что теперь постоянно думаю о вас и об этих ваших дурацких колготках… как это ни смешно… Да, мне нравилась ваша подруга, и я даже хотел… Впрочем, сейчас это уже не важно, чего я хотел раньше… Теперь важно только то, что вы сейчас скажете… Так что же вы скажете, Инна?!
Берт повернул к ней взволнованное лицо и почти выкрикнул:
– Ну что же вы молчите?!
– Я… я не знаю… – замотала головой она.
– Чего вы не знаете? Вы не любите меня, Инна?!
– Я… не знаю… – повторила она и протянула руку к его щеке.
Она слегка коснулась пальцами его кожи. Он сидел, не в силах вздохнуть.
– Я… действительно ничего не знаю… – повторила она, но уже тянулась к нему обеими руками, потому что хотела, чтобы он обнял ее и прижал к груди.
Соколовский схватил ее за кисти и, резко выдохнув, отрезвил словами:
– Нет, ничего такого пока нельзя: пока вы не узнаете обо мне все, потому что когда узнаете, то ужаснетесь, и тогда…
– Что?
– Тогда вы, возможно, ничего не захотите сами, потому что… Словом, я предлагаю вам поехать со мной в Кингисепп…
– В Кингисепп?! – поразилась Инна.
– Ну… не совсем… Скорее под Кингисепп…
– Зачем?
– Там узнаете.
– Берт… Вы меня пугаете… – с трудом выговорила Инна.
Он горько усмехнулся:
– Уверяю, для вас ничего страшного в этой поездке нет… ну разве что… неприятно будет глядеть…
– На что?
– Так вы поедете или нет?! – выкрикнул Соколовский. – Или вернетесь домой, пока мы не отъехали от вашего подъезда? Решайтесь же, наконец!
Инна открыла дверцу машины.
– Вы уходите? – потерянным голосом спросил он.
– Я должна предупредить дочь, – ответила она и выбралась из машины.
За все время езды в Кингисепп Инна с Альбертом не сказали друг другу и двадцати слов. Их общение было сведено к бытовому минимуму. Так общаются вусмерть надоевшие друг другу супруги. Эти же двое слишком заняты были своими тяжелыми думами, чтобы разговаривать. Ни Инна, ни Альберт не знали, чем кончится их поездка, а потому предпочитали молчать.
Когда автомобиль Соколовского подъехал к густой ограде, окружавшей темно-зеленую постройку, выполненную в стиле сталинского ампира, начался проливной дождь. Небо хмурилось и раньше, но облака, сплошняком затянувшие небо, прорвались почему-то именно в этот самый момент и обрушили потоки воды и на машину, и на ограду, и на зеленый сталинский ампир, который в минуту стал почти черным. Даже украшавшая дом лепнина посерела и стала выглядеть зловещей.
Инна уже знала, что они едут к дочери Берта. Соколовский так ничего и не сказал ей, но в Кингисеппе купил большую нарядную куклу, много сладостей и фруктов. И еще несколько упаковок с лекарствами, системы для капельниц, кучу шприцев, разовые простыни, памперсы и четыре комплекта постельного белья. Инна понимала, что ребенок у Берта еще маленький – поскольку кукла и памперсы. Больной – раз шприцы и прочее. Но почему так далеко от Питера? Почему именно под Кингисеппом? И зачем маленькому ребенку полуторное постельное белье? Или он купил его тому, кто ухаживает за девочкой?
Мрачный фасад и густая кованая ограда навели Инну на мысль о том, что мокрый зеленый дом – не обыкновенный, жилой, а, скорее всего, какая-нибудь больница. Точно… Вон же и вывеска… Только невозможно ничего прочитать из-за сгустившейся темноты и дождя.
– Переждем дождь? – спросил Инну Берт, и ей показалось: он рад тому, что можно отсрочить посещение этого дома.
– Непохоже, что он скоро закончится, – ответила она.
– Пожалуй, – согласился Соколовский и повел автомобиль вдоль ограды, пояснив: – С другой стороны дома есть въезд для машин.
Несмотря на то что они бежали к ступеням крыльца под большим зонтом Соколовского, промокли почти насквозь.
На звонок Берта тяжелую бурую дверь распахнула пожилая женщина в белом больничном халате и голубой косынке, скрывающей абсолютно все волосы.
– Ой! Альберт Сергеич!! – всплеснула она руками. – Разве можно в такую худую погоду-то?! Проходите-ка быстрей!! Давайте ваш зонтик…
Инна с Бертом попали в вестибюль, пахнущий хлоркой и одновременно общепитовской едой: чем-то слегка пригорелым и сладким.
– Может быть, сначала чайку? – предложила женщина. – У нас сегодня творожная запеканка на полдник. Хотите?
Вполне возможно, что Берту не хотелось горелой запеканки, но он сказал:
– Конечно, мы выпьем чаю, Валентина Степановна. С дороги все-таки, да и промокли насквозь. Хоть согреемся…