Ночь сурка

— Ну… несколько дней назад, не помню. — Вид у Рубана был обескураженный. — Куда они могли… черт! Нелепость какая-то! Память ни к черту. Не в службу, а в дружбу, Федор, посмотри под подушкой!

Федор поднял подушку. Там было пусто.

— Сюда ведь может зайти каждый, как я понимаю. Кто, кроме вас, знал о письмах?

— Дверь не запирается, я иногда выхожу. Никто не знал, я не хотел никого пугать. Не думаю, что взяли, зачем? Сам, должно быть, засунул куда-то. Найдутся.

— Они пришли сюда или на городской адрес?

— На городской.

— Что там было?

— В первом: «Пора собираться. Готов? Не страшно?» Во втором: «Собрался? Уже скоро. На мягких лапах, скрипнув половицей…» Втемяшилось, будто в камне выбито. Лежу ночью и повторяю…

— Когда они пришли?

— Первое месяц назад, второе перед отъездом сюда, неделю назад. Потому и сбежал. Абсурд, честное слово. Стыдно сказать. Думал, что уже ничего не страшно, всякого видел-перевидел, а тут как гром среди ясного неба. Может, чья-то неудачная шутка?

— Если письма вас напугали, то не шутка.

— Ну не то чтобы напугали, но заставили оглянуться по сторонам и задуматься о жизни. Что это, Федор? Читал про такое в детективных романах, смешно было, что жертвы так пугаются, казалось, сюжеты из пальца высосаны. Зачем?

— Подавить морально. Напугать. Я не думаю, что речь идет о прямой угрозе. Как правило, преступник не объявляет о преступлении заранее.

— Что же делать?

— Подумаем. Что еще?

— Я думаю, автор писем находится здесь.

Федор в упор рассматривал Рубана, думал. Потом сказал:

— Пропавший журналист ваш телохранитель?

— Прав был Кузнецов, — сказал после паузы Рубан. — Хватка у тебя имеется. Как ты догадался?

— Здоровый, накачанный, жизнерадостный, с анекдотами. Такие, как он, не имеют понятия об искусстве и не пишут книг. В вашу компанию он не вписывается. Тем более познакомились вы недавно, никто ничего о нем не знает. И еще. Ваша реакция на то, что произошло. Как-то слишком бурно, особенно по сравнению с реакцией ваших гостей и домашних. Чувствовалась личная заинтересованность. Кто он такой?

— Из частной конторы, нашел листовку в почте. Хотел, чтобы он тут осмотрелся. А потом понял, что морду побить в случае чего он сможет, а мозгами ворочать… вряд ли. Позвонил Кузнецову на всякий случай. Описал в общих чертах ситуацию, думал, он скажет, успокойся, ерунда, а он сказал, что пришлет… философа. А теперь получается, что я прав, журналиста устранили.

— Вы думаете, устранили?

— А что еще я могу думать? Он, как ты сказал, накачанный, сильный, здоровый, прекрасно водит машину, говорил, был в десантных войсках. И вдруг авария. Шел снег, скорость минимальная… я вообще не понимаю, как он мог перевернуться и слететь с дороги. И куда тут вообще можно исчезнуть?

— Кто мог знать, что он не тот, за кого себя выдает?

— Простоват он для журналиста. Елена называла его паном спортсменом и футболистом. Может, поняли и устранили, чтобы не мешал. А это значит, что собираются и меня… — Он прищелкнул языком. — Кроме того, я сидел в мастерской, никого не хотел видеть, впускал только Пашу, Марго и этого парня. Еще Наталью, отраду для души. Может, и догадались, что он тут не просто так. И главное, все свои. Смотрю на них и думаю: кто? Ты хоть будь осторожнее, а то мало ли…

— Буду. Извините, Леонард Константинович, я хотел бы задать вам пару вопросов, скажем, деликатного свойства.

— Валяй, Федя, — хмыкнул Рубан.

— У вас есть враги?

— У кого их нет?! Но не настолько, чтобы слать письма с угрозами и умыкать журналиста. Кроме того, они все люди в возрасте, солидные вроде меня. Слушок распустить, сплетню, сказать гадость — я еще могу допустить, но чтобы подобные действия… — Он развел руками.

— Как я понимаю, вы человек состоятельный. На кого составлено завещание?

— Вона ты куда замахнулся! На Марго и Дмитрия, поровну. Ты думаешь?

— Бью наугад. Считается, что около девяноста процентов преступлений носят экономический характер.

— Ищешь, кому выгодно?

— Да. Если бы речь шла о титулах, признании, премиях, то можно было бы говорить о соперниках. Но вы мастер с мировым именем, лавры все завоеваны, врагов и соперников нет. Никто спихивать с пьедестала не собирается. Значит, остается экономика. Или месть. Ничего не приходит в голову? Брошенные, обиженные, оскорбленные…

— Да я уж думал. Если и было что-то, то быльем поросло. По молодости и бросал, и обижал… как все.

— Сколько лет вы женаты на Марго?

— Около двух. До меня она замужем не была. Жила скромно, ни с кем не встречалась. Она была моей натурщицей. Часто сидели в мастерской за полночь, никто никогда ей не звонил. Да и не чувствовалось, что кто-то есть. Она поражала какой-то беззащитностью… сирота, бедная, плохо одетая. Кроме того, она необычная, Аэлита! Ты же ее видел. Не из нашего мира. Привязалась ко мне, советов спрашивала.

— Как вы познакомились?

— Я искал девушку, скажем, определенных параметров, озадачил знакомых. Однажды пришла Марго… Вообще-то она Мария.

— То есть никто конкретный к вам ее не приводил?